Поэзия.

Павел Техдир Антипов. Рубайат-2010.

**267**

Я живу, как трава, и умру, как трава,
К волшебству бытия прикоснувшись едва,
Всё, что сделано мной - словно пыль под ногами,
Всё, что сказано мной - это просто слова.

**232**

Победы, победы... Сознание рвётся в полёт!
Но маленький штрих успокоиться мне не даёт:
Из малых побед над собой вырастают герои,
Из малых побед над другими гордыня растёт. 

**215**

Зеброй клавиши черно-белые, то - душа, 
Льётся музыка бесконечная не спеша, 
Я попробовал только белыми, чуть дыша, 
Нет. Не ладится. Лишь гармония хороша. 

**3**

Нелепая мудрость терзает меня.
Сомненья сжигают сильнее огня.
Пошли мне, Творец, оглупление верой.
Иначе вопросы погубят меня.

**82**

Во всём вокруг перемешались тьма и свет,
И без заката не случается рассвет;
Спасибо, логика, за вывод нелогичный:
Без веры смысла никакого в жизни нет. 

**202**

Сегодня смеюсь от души, но ведь верил вчера?!
Менять убеждения снова настала пора.
А завтра опять... Я меняюсь. Меняются мысли...
Стирая простые критерии зла и добра. 

**178**

Никто не спорит, что гордыня – смертный грех,
Но стал давно мерилом жизненным успех,
Вот и сменяется порой потребность в Боге
Желаньем истовым молиться круче всех! 

**86**

Есть люди, весьма неприятные мне.
Я это считаю нормальным вполне.
Но значит, кому-то и я неприятен -
Дано нам и взыщется с нас наравне. 

**148**

Детишки забавлялись в "Царь горы",
Я восхитился мудростью игры:
Пока хоть раз "царём" ты не побудешь -
Ни плату не оценишь, ни дары.

**113**

Даров фортуны человечеству не счесть,
Кому-то радости даны, кому-то - честь,
Одни умело добывают, что им нужно,
Другим спокойней обходиться тем, что есть.

Остальное здесь: http://www.proza.ru/2011/01/05/20

Идзуми-сикибу. /Перевод В.Санович, А.Глузкина, Т.Соколова-Делюсина/

Я сравнивала так часто
С благоуханием твоих одежд
Запах сливовой ветки,
Что научилась предсказывать
Время ее цветенья.

***

Сама белизна -
Росою облитые
Белые хризантемы!
Гляжу и понять не могу:
Может быть, первый иней?

***

Тот, кого я жду - 
может, он придет сейчас? 
Но тогда, увы! - 
он потопчет этот белый 
снег в моем саду... 

***

Стала считать и вижу:
Остатней доли зимы
И той у меня не осталось.
О том, что состарилась я,
Печали нет и в помине.

***

Из мрака вновь
На дорогу мрака вступаю
В блужданьях по миру.
Просияй же мне издалёка,
Луна над горною кручей.

***

Я увидила под деревьями
Охапки красной листвы...
Тщетное подношение.
Верно молвят: в десятой луне
Мир покидают боги.

***

Проходят годы  -  и сильней печаль,
Привычкой стало грусти предаваться.
Ведь нет такой весны,
Когда б не стало жаль
С весенними цветами расставаться!

***

Не драгоценную ли яшму я нашла?
Подумала - и руку протянула.
Но тут же блеск пропал.
То белая роса,
Ложась на землю, яшмою блеснула!

***

Когда думы печальны,
Даже тот светлячок над рекою
Кажется мне душой моей – тело покинув,
Она искрой мерцает во мраке 

***

Такая тоска
Смотреть вечерней порою
На облака.
Потому и решила — не стану
Отныне на небо смотреть.

МАЯКИ

Рубенс, лень и дремота бездумного тела,

И ни тени души, и любви ни следа,

Но не ведает жизнь ни преград, ни предела,

Словно воздух в лазури и в море вода.

Леонардо, туманное зеркало тайны,

Где врасплох улыбается нам иногда

Тихий ангел, сюда залетевший случайно

Из родной синевы своих сосен и льда.

Рембрандт, этот безвыходный мир божедомки,

Нищета богадельни и крест на стене,

И в загоне, где судьбы и стоны негромки,

Зимний луч, неожиданный в тусклом окне.

Микеланджело, тяжки библейские камни

В основании мрамора, стен и холста,

Правит вера, но призраки водят руками,

Воскрешая Геракла в обличье Христа.

Зачарованный схваткой и вечной борьбою,

Изнуренный и все же сберегший в душе

Благородное право кулачного боя

Корифей каторжан, меланхолик Пюже.

В мотыльковом азарте блудниц и жуиров,

Безалаберен и одинок, как никто,

Меж турнюров пастушек и буклей сатиров

В маскарадной сумятице грустный Ватто.

Гойя, шабаш вокруг и повсюду на свете,

Где то выкидыш варят, то чистят штыки,

И карга молодится, а голые дети

На соблазн упырям надевают чулки.

У кровавого озера в небе багровом,

Где лишь ели и тролли мрачат берега,

Краскам Делакруа и твоим звероловам

Вторят, Вебер, охотничьи ваши рога.

Это пламя и плач, богохульство и credo,

Становились отравой, как наш алкоголь,

И борцов никогда не венчала победа,

Но в несметных сердцах унимали вы боль.

Вы пароль наш, надежно затверженный стражей,

И для всех заблудившихся в дебрях и снах,

Как зажженный на выступах башен и кряжей

Негасимый огонь, вы спасительный знак,

Что не созданы мы из одной только глины,

Что не зря рождены - и для жизни иной,

И, быть может, Господь искупит наши вины

Этот огненный плач перед вечной стеной.

                                             Шарль Бодлер

Стихи только читаю. 

Поэт

С рассветом, ночью, в полдень на простор 
Поэт вступает в мир предвестьем чуда, 
И взмах жезла сзывает из-под спуда 
Забытых духов рощ, холмов, озер. 

Поэт провидит, тьме наперекор, 
Сорвав с явлений оболочек груду, 
Ростки добра и красоты повсюду - 
Где немощен и слеп ученый взор. 

Порою на неведомый призыв, 
Не поддаваясь злым земным обманам, 
Поэт к исконным запредельным странам 
Могучий устремляет свой порыв. 
И окружает смертного поэта 
Сияние таинственного света. 

                  Джон Китс  перевод С. Сухарева

___________________________________________________________________________________________________

Сонет 

Перевод Я. Серпина

  На стылых мхах, мерцающих уныло,

мой профиль не изменит очертаний;
в нем, зеркале безгрешном, пульс чеканный
недремлющее слово преломило.

И если струны струй и плющ бескрылый -
лишь бренной плоти символ первозданный,
мой профиль станет на гряде песчаной
причудливым безмолвьем крокодила.

И пусть язык агоний голубиных
познает вкус не пламени, а дрока,
растущего в урочищах пустынных, -

как символ силы, сломленной до срока,
останусь я в измятых георгинах
и в стеблях трав, растоптанных жестоко.

                               Федерико Гарсия Лорка

____________________________________________________________________________________________________

Я искал наслаждений, но что я нашел,
Кроме бед и забот, кроме горя и зол?
Горький труженик, я ничего не добился.
Разве я хоть подобье покоя нашел?

Обратился я к вере, отшельником стал.
Мимолетные блага ценить перестал.
Суеты и страстей сторонюсь, как заразы.
Прозевал свое счастье, удачу проспал.

Я мираж догонял, выбивался из сил.
Я за каждую радость печалью платил.
От услады любой я испытывал горечь, -
Видно, в детстве еще я отраву вкусил.

Что мне дружба - усталое сердце болит,
Даже друг одиночества не отдалит.
Жизнелюбы, увы, кроме гибели скорой,
Вам безжалостный рок ничего не сулит.

Я гляжу в глубину моей горькой души,
Постигаю себя в одинокой тиши.
Что дороже смирения и бескорыстья?
Эти блага бесценны, всегда хороши.

Удовольствуюсь малым - достойный удел.
Удаляюсь от всех человеческих дел.
Воздержание - вот добродетель и разум.
Очищение душ в обуздании тел.

Жизнь изведав, соблазны давно одолев,
Укротив даже зверя по имени Гнев,
Предпочел я пустыню шумливому рынку,
Все живое отринув, забыв и презрев.

                                          Абу-ль-Атахия

Спасибо. 

В струящейся воде
Осенняя луна.
На южном озере
Покой и тишина.
И лотос хочет мне
Сказать о чем-то грустном,
Чтоб грустью и моя
Душа была полна.

---

На горной вершине
Ночую в покинутом храме.
К мерцающим звездам
Могу прикоснуться рукой.
Боюсь разговаривать громко:
Земными словами
Я жителей неба
Не смею тревожить покой.

---

Сколько дней мы в разлуке,
Мой друг дорогой, -
Дикий рис уже вырос
У наших ворот.
И цикада
Уж свыклась с осенней порой,
Но от холода плачет
Всю ночь напролет.
Огоньки светляков
Потушила роса,
В белом инее
Ветви ползучие лоз.
Вот и я
Рукавом закрываю глаза.
Плачу, друг дорогой,
И не выплачу слез.

                           Ли Бо   ( перевод А. Гитовича)

Тяжелое время.

Если погасшего неба спускается вечер,
Музыка дня исчезает, по мгле расплываясь,
Если не видно в пространствах дороги для встречи,
Если усталость приблизилась, тела касаясь,
Страх забирается в сердце, хватает за плечи,
Мглой горизонты закрылись и темными снами,
То и тогда, моя птица размеренной речи,
Бей о лазоревый воздух своими крылами.

Слышу я шелесты леса, но это змеится
Море — бездушное, злое, большое, пустое,
Это не нежных цветов ароматные лица,
Это тяжелые волны не знают покоя.
Где же здесь берег морской, чтоб на нем приютиться?
Где же гнездо, перевитое роз лепестками?
Но и тогда, моей речи размеренной птица,
Бей о лазоревый воздух своими крылами.

Темная ночь расстилается словно химера,
Солнце заснуло и дремлет на пике далеком,
Вздох затаила вселенной тяжелая эра,
Время считая в молчанье своем одиноком,
Миг — и разорвана тверди холодная сфера.
Острый луны ятаган появился над нами.
Но и теперь, моя вольная птица размера.
Бей о лазоревый воздух своими крылами.

Яркие звезды с бескрайнего неба сурово
Смотрят на землю, презренья отнюдь не скрывая.
Снизу глядит беспощадного моря основа,
Гибели полны в извечном движенье вздымая.
С дальнего берега голос моленья пустого
Слышен: "Вернись и останься с твоими друзьями».
Но и тогда, моя птица бессмертного слова,
Бей о лазоревый воздух своими крылами.

Я ничего не боюсь, не хочу возвращенья
Стал я далек от надежд, от обманщиц всегдашних
Нет, я не знаю бессмысленных слов сожаленья.
Нет мне ни дома, ни места для празднеств домашних.
Есть лишь просторы вселенной, покрытые тенью.
Есть только крылья, чтоб вечно парить над мирами.
Но и тогда, моя птица, мое вдохновенье,
Бей о лазоревый воздух своими крылами.

                                              Рабиндранат Тагор (перевод Н.Гумилева)

Schönheitengalerie       Йозеф Карл Штилер. 7 из 36ти.

*******************************************************************

В тщете мирской, в житейской суете
Вдруг вспомнишь о мечте,
Живительной, из детства, -
О, милый образ совершенства!
Иль промелькнет все тот же тип лица, -
Природа множит без конца
Сестер твоих во времени беспечно,
Нашедший идеал навечно,
Входящий в жизнь все вновь и вновь,
А это вешняя любовь,
Моя ли, канувшая в Лету,
Твоя ль, пробившаяся к свету,
Как сквозь асфальт, цветок,
Столь мир приманчив и жесток.

                                          Петр Киле

Chen Yulian

***

                                                  Константин Бальмонт        

***

Не то, что мните вы, природа,
Не слепок, не бездушный лик:
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык.
                                  Федор Тютчев

***

И анютиных глазок стая
Бархатистый хранит силуэт -
Это бабочки, улетая,
Им оставили свой портрет…
                                  Анна Ахматова

***

Темной ночью белых лилий
Сон неясный тих.
Ветерок ночной прохладой
Овевает их.
Ночь их чашечки закрыла,
Ночь хранит цветы
В одеянии невинном
Чистой красоты.
                                    Иван Бунин

***

Как хороши, как свежи были розы
В моем саду! Как взор прельщали мой.
Как я молил весенние морозы
Не трогать их холодною рукой!
                                    Иван Мятлев

***

Цветики убогие северной весны,
Веете вы кротостью мирной тишины
Ландыш клонит жемчуг крупных белых слез,
Синий колокольчик спит в тени берез,
Белая фиалка высится стройна,
Белая ромашка в зелени видна,
Здесь иван-да-марья, одуванчик там,
Желтенькие звезды всюду по лугам,
Изредка меж листьев аленький намек,
Словно мох, бессмертный иммортель-цветок, -
Белый, желтый, синий - в зелени полян,
Скромный венчик небом обделенных стран.

   Байрон

О солнце тех, кто бодрствует в ночи!
Ты, как потоки слез, струишь лучи.
Но не рассеять им ночных теней.
В твоем сиянье — тьма еще темней.
Не такова ли память прежних лет?
Лишь леденит, не греет этот свет.
Минувшего лучистая тоска,
Ты так ясна, но вечно далека.

***** *****

    Сапфо

Звезды вокруг прекрасной Луны

Внезапно прячут сияющий лик,

Столь полно велик ее светоч.

***** *****

     Гете

     К Луне.
Света первого сестра,
Образ нежности в печали,
Вкруг тебя туманы встали,
Как фата из серебра.
Поступь легкую твою
Слышит все, что днем таится.
Чуть вспорхнет ночная птица,
Грустный призрак, я встаю.
Мир объемлешь взором ты,
Горней шествуя тропою.
Дай и мне взлететь с тобою
Силой пламенной мечты!
Чтоб, незримый в вышине,
Соглядатай сладострастный,
Тайно мог я ночью ясной
Видеть милую в окне.
Созерцаньем хоть в ночи
Скрашу горечь отдаленья.
Обостри мне силу зренья,
Взору дай твои лучи!
Ярче, ярче вспыхнет он,—
Пробудилась дорогая
И зовет меня, нагая,
Как тебя — Эндимион.

Марина Цветаева. Кошки

Они приходят к нам, когда
У нас в глазах не видно боли.
Но боль пришла - их нету боле:
В кошачьем сердце нет стыда!
Смешно, не правда ли, поэт,
Их обучать домашней роли.
Они бегут от рабской доли.
В кошачьем сердце рабства нет!
Как ни мани, как ни зови,
Как ни балуй в уютной холе,
Единый миг - они на воле:
В кошачьем сердце нет любви!

Хорхе Луис Борхес. Кот 

В тебе зеркал незыблемая тишь
И чуткий сон искателей удачи.
Ты, под луной пантерою маяча,
Вовек недосягаемость хранишь.
Как будто отделило божество
Тебя чертою, накрепко заклятой,
И недоступней Ганга и заката
Загадка отчужденья твоего.
С каким бесстрастьем сносишь ты мгновения
Моих пугливых ласк, издалека,
Из вечности, похожей на забвенье,
Следя, как погружается рука
В сухую шерсть. Ты из других времен,
Властитель сферы, замкнутой, как сон

Анна Ахматова. Мурка 

Мурка, не гляди, там сыч
На подушке вышит.
Мурка, серый, не мурлычь,
Бабушка услышит.
Няня, не горит свеча
И скребутся мыши.
Я боюсь того сыча.
Для чего он вышит?

Шарль Бодлер. "Цветы зла". Кошка

Мой котик, подойди, ложись ко мне на грудь,
Но когти убери сначала.
Хочу в глазах твоих красивых потонуть -
В агатах с отблеском металла.
Как я люблю тебя ласкать, когда ко мне
Пушистой привалясь щекою,
Ты, электрический зверек мой, в тишине
Мурлычешь под моей рукою.
Ты как моя жена. Ее упорный взгляд -
Похож на твой, мой добрый котик:
Холодный, пристальный, пронзающий, как дротик.
И соблазнительный, опасный аромат
Исходит, как дурман, ни с чем другим не схожий, 
От смуглой и блестящей кожи.

Шарль Бодлер. Кот

I. В мозгу моем гуляет важно
Красивый, кроткий, сильный кот
И, торжествуя свой приход,
Мурлычет нежно и протяжно.
Сначала песня чуть слышна, -
В басовых тихих переливах,
Нетерпеливых и ворчливых,
Почти загадочна она.
Потом она струит веселье
В глубины помыслов моих,
Похожа на певучий стих,
На опьяняющее зелье.
Смиряет злость мою сперва
И чувство оживляет сразу. 
Чтобы сказать любую фразу,
Коту не надобны слова.
Он не царапает, не мучит
Тревожных струн моей души
И только царственно в тиши
Меня как скрипку петь научит,
Чтобы звучала скрипка в лад
С твоею песенкой целебной,
Кот серафический, волшебный,
С гармонией твоих рулад!
II. Двухцветной шкурки запах сладкий
В тот вечер я вдохнул слегка,
Когда ласкал того зверька
Один лишь раз, и то украдкой.
Домашний дух иль божество,
Всех судит этот идол вещий,
И кажется, что наши вещи -
Хозяйство личное его.
Его зрачков огонь зеленый
Моим сознаньем овладел.
Я отвернуться захотел,
Но замечаю удивленно,
Что сам вовнутрь себя глядел, 
Что в пристальности глаз зеркальных,
Опаловых и вертикальных,
Читаю собственный удел.

Ольга Берггольц

* * * 
Я сердце свое никогда не щадила:
ни в песне, ни в дружбе, ни в горе,
ни в страсти...
Прости меня, милый. Что было, то было
Мне горько.
И все-таки всё это - счастье.
 И то, что я страстно, горюче тоскую,
и то, что, страшась небывалой напасти,
на призрак, на малую тень негодую.
Мне страшно...
И все-таки всё это - счастье.
 Пускай эти слезы и это удушье,
пусть хлещут упреки, как ветки в ненастье.
Страшней - всепрощенье. Страшней - равнодушье.
Любовь не прощает. И всё это - счастье.
 Я знаю теперь, что она убивает,
не ждет состраданья, не делится властью.
Покуда прекрасна, покуда живая,
покуда она не утеха, а - счастье. 

***

О, если б ясную, как пламя,
иную душу раздобыть.
Одной из лучших между вами,
друзья, прославиться, прожить.
 Не для корысти и забавы,
не для тщеславия хочу
людской любви и верной славы,
подобной звездному лучу.
 Звезда умрет - сиянье мчится
сквозь бездны душ, и лет, и тьмы,-
и скажет тот, кто вновь родится:
«Ее впервые видим мы».
 Быть может, с дальним поколеньем,
жива, горда и хороша,
его труды и вдохновенья
переживет моя душа.
 И вот тружусь и не скрываю:
о да, я лучшей быть хочу,
о да, любви людской желаю,
подобной звездному лучу.

***

Сейчас тебе всё кажется тобой:
и треугольный парус на заливе,
и стриж над пропастью, и стих чужой,
и след звезды, упавшей торопливо.
Всё — о тебе, всё — вызов и намек.
Так полон ты самим собою,
так рад, что ты, как парус, одинок,
и так жесток к друзьям своим порою.
О, пусть продлится время волшебства.
Тебе докажет мир неотвратимо,
что ты — лишь ты, без сходства, без родства,
что одиночество — невыносимо.

***

Какая темная зима,
какие долгие метели!
Проглянет солнце еле-еле -
и снова ночь, и снова тьма...
Какая в сердце немота,
ни звука в нем, ни стона даже...
Услышит смерть - и то не скажет.
И кто б ответил? Пустота...
О нет, не та зима, не та...
И даже нежности твоей
возврат нежданный и летучий,
зачем он мне? Как эти тучи:
под ними жизнь еще темней,
а мне уже не стать певучей.
Но разве же не я сама
себе предсказывала это,
что вот придет совсем без света,
совсем без радости зима?..

***

Нет, я не знаю, как придется
тебя на битву провожать,
как вдруг дыханье оборвется,
как за конем твоим бежать...
И где придется нам проститься,
где мы расстанемся с тобой:
на перепутье в поле чистом
иль у заставы городской?
Сигнал ли огненный взовьется,
иль просто скажет командир:
«Пора, пускай жена вернется.
Пора, простись и уходи...»
Но в ту минуту сердце станет
простым и чистым, как стекло.
И в очи Родина заглянет
спокойно, строго и светло.
И в ней, готовой к муке боя,
как никогда, почуем вновь
нас окрылявшую обоих
единую свою любовь.
И снова станет сердце чистым,
разлука страшная легка...
И разгласит труба горниста
победу твоего полка.

***

...Я недругов смертью своей не утешу,
чтоб в лживых слезах захлебнуться могли.
Не вбит еще крюк, на котором повешусь.
Не скован. Не вырыт рудой из земли.
Я встану над жизнью бездонной своею,
над страхом ее, над железной тоскою...
Я знаю о многом. Я помню. Я смею.
Я тоже чего-нибудь страшного стою...

***

Я тайно и горько ревную,
угрюмую думу тая:
тебе бы, наверно, иную -
светлей и отрадней, чем я...
За мною такие утраты
и столько любимых могил!
Пред ними я так виновата,
что если б ты знал - не простил.
Я стала так редко смеяться,
так злобно порою шутить,
что люди со мною боятся
о счастье своем говорить.
Недаром во время беседы,
смолкая, глаза отвожу,
как будто по тайному следу
далеко одна ухожу.
Туда, где ни мрака, ни света -
сырая рассветная дрожь...
И ты окликаешь: "Ну, где ты?"
О, знал бы, откуда зовешь!
Еще ты не знаешь, что будут
такие минуты, когда
тебе не откликнусь оттуда,
назад не вернусь никогда.
Я тайно и горько ревную,
но ты погоди - не покинь.
Тебе бы меня, но иную,
не знавшую этих пустынь:
до этого смертного лета,
когда повстречалися мы,
до горестной славы, до этой
полсердца отнявшей зимы.
Подумать - и точно осколок,
горя, шевельнется в груди...
Я стану простой и веселой -
тверди ж мне, что любишь, тверди!

РАМОН ДЕ КАМПОАМОР 
 

*** 
Разят друг дружку люди наповал. 
И всё зачем? Во имя лучшей жизни. 
А в результате на роскошной тризне 
Пируют всласть лишь ворон и шакал. 

*** 
Все прелести твои благообразно 
Пусть защищает платья бастион - 
У тайного соблазна свой закон: 
Где тайны нет, там не ищи соблазна. 

*** 
Искусный волокита знает: иногда 
Три тихих "нет" - синоним "да". 

*** 
Любить хладнокровно, рассудочно? - Дудки! 
Кто любит умом, тот не в здравом рассудке.

***   ***

ЛОПЕ ДЕ ВЕГА

***   

Ко мне обернешься, плача, -
во время цветенья сада -
ко мне обернешься, плача,
и я повторю; - Не надо.

А сердце, прося покоя,
уснет... И, сама забота,
ты сестринскою рукою
смахнешь с меня капли пота.

Я встречу твой взгляд печальный,
печалясь тобой одною.
Я встречу твой взгляд печальный
с его добротой родною.
И спросишь ты: - Что с тобою? -
Глаза отведу я немо.
И спросишь ты: - Что с тобою? -
И снова взгляну я в небо.

И вдруг улыбнусь в ответ -
ты вздрогнешь, как от угрозы, -
и я улыбнусь в ответ,
чтоб вымолвить: - Вытри слезы...

РУБОКО

Когда-то меня возлюбила
Служанка с острова Цукуси
С тех пор как остался один
Изголовьем мне служат
Одежды ее рукава

***

Снова по бедрам

Взбегаю губами
Стан твой лаская
В трепете быстрых крыл
Ласточка промелькнет

***

Привлек несчастную
К себе вплотную
Увы, любовь служанки -
Недолговечная росинка
На острие листка бамбука

***

Вчера пополудни
Испили мы чашу блаженства
Зимнее солнце
Стоит одиноко
Над Фудзи

***

Весенним днем
На берегу покатом
Нашли друг друга в камышах
Мерцающим веером
Тела отражались в воде

***

В чашах золотилось вино
Столы из яшмы ломились от яств
Девы танцуют
В прозрачной парче
Как лунный дробящийся свет

***

Там в рощах
Нефритовых и золотых
Любовь превратилась в дым
Ты в сетях птицелова
Мне трижды являлась во сне

***

На крючках из нефрита
Занавески от ветра дрожат
Ты ко мне прижимаясь
Твердишь о грядущей разлуке
Как осенние пахнут цветы!

***

Тихая поступь
Распаляет в душе нетерпенье
Смешные уловки
Мне ли не знать
Как разгорается страсть

***

В легких сандалиях
Ты прибежала ко мне
После ночного дождя
Калитка из веток
Протяжно скрипит и скрипит

***

С улыбкой
Развязала кимоно
Но просишь отвернуться
Большие чувства
Маленькая грудь

***

Проворная вся
От волос до стопы
Пьянеешь к вечерней заре
Рябь как зеленая чешуя
Дрожит над глубинами вод

***

Подле кровати
Искусно точеной
Ты нежно прижалась ко мне
Переступила наряд свой
Но от чего я дрожу?

***

Дрожат полукружья
Зеленых век
Разливается ночь в облаках
То, что не высказал я
Сильнее того, что сказал

***

Забыть не могу
Как любили мы в Эдо
И первый твой поцелуй
Но чем упоительней страсть
Тем острее печаль

Мандельштам

***

***

***

***

***

***

Маленькие, нудные людишки

Ходят по земле моей отчизны,

Ходят и — уныло ищут места,

Где бы можно спрятаться от жизни.

Все хотят дешевенького счастья,

Сытости, удобств и тишины.

Ходят и — всё жалуются, стонут,

Серенькие трусы и лгуны.

Маленькие, краденые мысли...

Модные, красивые словечки...

Ползают тихонько с краю жизни

Тусклые, как тени, человечки.   

Смерть всегда злым демонам покорна,

Но в тот день она была не в духе,-

Ведь весной любви и жизни зерна

Набухают даже в ней, старухе.

Скучно век возиться с тухлым мясом,

Истреблять в нем разные болезни;

Скучно мерять время смертным часом -

Хочется пожить побесполезней.

Все, пред неизбежной с нею встречей,

Ощущают только страх нелепый,-

Надоел ей ужас человечий,

Надоели похороны, склепы.

Занята неблагодарным делом

На земле и грязной, и недужной.

Делает она его умело,-

Люди же считают Смерть ненужной.

Ну, конечно, ей обидно это,

Злит ее людское наше стадо,

И, озлясь, сживает Смерть со света

Иногда не тех, кого бы надо.

Облаков изорванные клочья

Гонят в небо желтую луну;

Видно, снова этой жуткой ночью

Я ни на минуту не усну.

Ветвь сосны в окно мое стучится.

Я лежу в постели, сам не свой,

Бьется мое сердце словно птица,-

Маленькая птица пред совой.

  Думы мои тяжко упрямы,

  Думы мои холодны, как лед.

  Черная лапа о раму

  Глухо, точно в бубен, бьет.

  Гибкие, мохнатые змеи -

  Тени дрожат на полу,

  Трепетно вытягивают шеи,

  Прячутся проворно в углу.

Сквозь стекла синие окна

Смотрю я в мутную пустыню,

Как водяной с речного дна

Сквозь тяжесть вод, прозрачно синих.

Гудит какой-то скорбный звук,

Дрожит земля в холодной пытке,

И злой тоски моей паук

Ткет в сердце черных мыслей нитки.

Диск луны, уродливо изломан,

Тонет в бездонной черной яме.

В поле золотая солома

Вспыхивает желтыми огнями.

Комната наполнена мраком,

Вот он исчез пред луной.

Дьявол, вопросительным знаком,

Молча встает предо мной.

  Что я тебе, Дьявол, отвечу?

  Да, мой разум онемел.

  Да, ты всю глупость человечью

  Жарко разжечь сумел!

Вот - вооруженными скотами

Всюду ощетинилась земля

И цветет кровавыми цветами,

Злобу твою, Дьявол, веселя!

  Бешеные вопли, стоны,

  Ненависти дикий вой,

  Делателей трупов миллионы -

  Это ли не праздник твой?

Сокрушая труд тысячелетий,

Не щадя ни храма, ни дворца,

Хлещут землю огненные плети

Стали, железа, свинца.

  Все, чем гордился разум,

  Что нам для счастия дано,

  Вихрем кровавым сразу

  В прах и пыль обращено.

На путях к свободе, счастью -

Ненависти дымный яд.

Чавкает кровавой пастью

Смерть, как безумная свинья.

  Как же мы потом жить будем?

  Что нам этот ужас принесет?

  Что теперь от ненависти к людям

  Душу мою спасет?

Максим Горький

Илья Кормильцев

Когти.

она была создана чтоб украсить собой чью-то ночь
крупная рыжая кошка из тех что боятся росы 
она избегала рук - чем тут можно помочь 
и смеялась над тем кто был смел с яростью летней грозы

и я вступил на порог стремясь изменить сюжет 
она зашипела в углу когда я сказал: ты лжешь! 
две сотых секунды на то чтобы найти достойный ответ 
агаты ее когтей - хирургический нож

и я отступил на шаг предавая мужскую суть 
и ушел как побитый пес вытирая густую кровь 
оставив в ее когтях то чего не мог не вернуть 
докурив бессонную ночь я вернулся за этим вновь

она улыбнулась так будто знала все наперед 
и вновь нанесла удар при звуке знакомых слов 
знакомая боль она сильней незнакомой жжет 
я шел на третью казнь под грохот свинцовых висков

глаза заливала кровь но память о лестнице той 
уже не нуждалась в глазах я был то ли глуп то ли смел 
я шел на нее я шел как пьяный христианский святой 
на берберийского льва я кажется даже пел

но однажды я спутал час и явился еще до зари 
истончав от бесчисленных ран я был почти невесом 
я раздвинул душой кирпичи не касаясь закрытой двери 
неслышим невидим никто я проник в этот дом

я закрыл руками лицо ожидая знакомый ответ 
но она спала в темноте но она спала в забытьи 
я открыл глаза этот свет странный свет без источника свет 
оставляя меня в тени осветил мне ее черты

и при свете который светил я впервые смог рассмотреть 
что рубцы на ее лице - повторенье моих рубцов 
что на пальцах ее нет когтей - обоюдоострая плеть 
таращилась рядом с ней зрачками тугих узлов

и завершая триумф я склонился как хищник над ней 
прагматик и грубый солдат знающий хитрость войны 
но ангел, паривший над ней, успел мне крикнуть: не смей! 
и голос он свой воздвиг прочней крепостной стены

и я отшатнулся и вдруг усвоил науку кольца 
я слышал шепот небес: Вера, Надежда, Любовь 
это было мое Всегда и оно хранило меня 
и я исчез словно дым чтобы утром явиться вновь

***

И скажешь ты:

Не та ль,

Не ты,

Что сквозь персты:

Листы, цветы —

В пески...

Из устных

Вер — индус,

Что нашу грусть —

В листы,

И груз — в цветы

Всего за только всхруст

Руки

В руке:

Игру.

Индус, а может Златоуст

Вер — без навек,

И без корней

Верб,

И навек — без дней...

(Бедней

Тебя!)

И вот

Об ней,

Об ней одной.

***

Неподражаемо лжет жизнь:

Сверх ожидания, сверх лжи...

Но по дрожанию всех жил

Можешь узнать: жизнь!

Словно во ржи лежишь: звон, синь...

(Что ж, что во лжи лежишь!) — жар, вал

Бормот — сквозь жимолость — ста жил...

Радуйся же!— Звал!

И не кори меня, друг, столь

Заворожимы у нас, тел,

Души — что вот уже: лбом в сон.

Ибо — зачем пел?

В белую книгу твоих тишизн,

В дикую глину твоих «да» —

Тихо склоняю облом лба:

Ибо ладонь — жизнь.

***

Листья ли с древа рушатся,

Розовые да чайные?

Нет, с покоренной русости

Ризы ее, шелка ее...

Ветви ли в воду клонятся,

К водорослям да к ржавчинам?

Нет,— без души, без помысла

Руки ее упавшие.

Смолы ли в траву пролиты,—

В те ли во лапы кукушечьи?

Нет,— по щекам на коврики

Слезы ее,— ведь скушно же!

Барин, не тем ты занятый,

А поглядел бы зарево!

То в проваленной памяти —

Зори ее: глаза его!

***

Светло-серебряная цвель

Над зарослями и бассейнами.

И занавес дохнёт — и в щель

Колеблющийся и рассеянный

Свет... Падающая вода

Чадры. (Не прикажу — не двинешься!)

Так  пэри  к спящим иногда

Прокрадываются в любимицы.

Ибо не ведающим лет

— Спи!— головокруженье нравится.

Не вычитав моих примет,

Спи, нежное мое неравенство!

Спи.— Вымыслом останусь, лба

Разглаживающим неровности.

Так Музы к смертным иногда

Напрашиваются в любовницы.

***

ЕЩЕ МОЛИТВА

И опять пред Тобой я склоняю колени,

В отдаленье завидев Твой звездный венец.

Дай понять мне, Христос, что не все только тени

Дай не тень мне обнять, наконец!

Я измучена этими длинными днями

Без заботы, без цели, всегда в полумгле...

Можно тени любить, но живут ли тенями

Восемнадцати лет на земле?

И поют ведь, и пишут, что счастье вначале!

Расцвести всей душой бы ликующей, всей!

Но не правда ль: ведь счастия нет, вне печали?

Кроме мертвых, ведь нету друзей?

Ведь от века  зажженные верой иною

Укрывались от мира в безлюдье пустынь?

Нет, не надо улыбок, добытых ценою

Осквернения высших святынь.

Мне не надо блаженства ценой унижений.

Мне не надо любви! Я грущу - не о ней.

Дай мне душу, Спаситель, отдать - только тени

В тихом царстве любимых теней.

***

ТОЛЬКО ДЕВОЧКА

Я только девочка. Мой долг

До брачного венца

Не забывать, что всюду - волк

И помнить: я - овца.

Мечтать о замке золотом,

Качать, кружить, трясти

Сначала куклу, а потом

Не куклу, а почти.

В моей руке не быть мечу,

Не зазвенеть струне.

Я только девочка,- молчу.

Ах, если бы и мне

Взглянув на звезды знать, что там

И мне звезда зажглась

И улыбаться всем глазам,

Не опуская глаз!

***

Идите же! - Мой голос нем

И тщетны все слова.

Я знаю, что ни перед кем

Не буду я права.

Я знаю: в этой битве пасть

Не мне, прелестный трус!

Но, милый юноша, за власть

Я в мире не борюсь.

И не оспаривает Вас

Высокородный стих.

Вы можете - из-за других -

Моих не видеть глаз,

Не слепнуть на моем огне,

Моих не чуять сил...

Какого демона во мне

Ты в вечность упустил!

Но помните, что будет суд,

Разящий, как стрела,

Когда над головой блеснут

Два пламенных крыла.

***

Горечь! Горечь! Вечный привкус

На губах твоих, о страсть!

Горечь! Горечь! Вечный искус —

Окончательнее пасть.

Я от горечи — целую

Всех, кто молод и хорош.

Ты от горечи — другую

Ночью за руку ведешь.

С хлебом ем, с водой глотаю

Горечь-горе, горечь-грусть.

Есть одна трава такая

На лугах твоих, о Русь.

*** *** *** *** ***

Марина Цветаева.

Мое разочарование

Говорят, что счастье наше скользко,-
Сам, увы! я то же испытал!
На границе Юрьевец-Повольска
В собственном селе я проживал.
Недостаток внешнего движенья
Заменив работой головы,
Приминал я в лето, без сомненья,
Десятин до двадцати травы;
Я лежал с утра до поздней ночи
При волшебном плеске ручейка
И мечтал, поднявши к небу очи,
Созерцая гордо облака.
Вереницей чудной и беспечной
Предо мной толпился ряд идей,
И витал я в сфере бесконечной,
Презирая мелкий труд людей.
Я лежал, гнушаясь их тревогой,
Не нуждаясь, к счастию, ни в чем,
Но зато широкою дорогой
В сфере мысли шел богатырем;
Гордый дух мой рос и расширялся,
Много тайн я совмещал в груди
И поведать миру собирался;
Но любовь сказала: погоди!
Я давно в созданье идеала
Погружен был страстною душой:
Я желал, чтоб женщина предстала
В виде мудрой Клии предо мной,
Чтоб и свет, и танцы, и наряды,
И балы не нужны были ей;
Чтоб она на всё бросала взгляды,
Добытые мыслию своей;
Чтоб она не плакала напрасно,
Не смеялась втуне никогда,
Говоря восторженно и страстно,
Вдохновенно действуя всегда;
Чтоб она не в рюмки и подносы,
Не в дела презренной суеты -
Чтоб она в великие вопросы
Погружала мысли и мечты...
И нашел, казалось, я такую.
Молода она еще была
И свою натуру молодую
Радостно развитью предала.
Я читал ей Гегеля, Жан-Поля,
Демосфена, Галича, Руссо,
Глинку, Ричардсона, Декандоля,
Волтера, Шекспира, Шамиссо,
Байрона, Мильтона, Соутэя,
Шеллинга, Клопштока, Дидеро...
В ком жила великая идея,
Кто любил науку и добро;
Всех она, казалось, понимала,
Слушала без скуки и тоски,
И сама уж на ночь начинала
Тацита читать, одев очки.
Правда, легче два десятка кегель
Разом сбить ей было, чем понять,
Как велик и плодотворен Гегель;
Но умел я вразумлять и ждать!
Видел я: не пропадет терпенье -
Даже мать красавицы моей,
Бросивши варенье и соленье,
Философских набралась идей.
Так мы шли в развитьи нашем дружно,
О высоком вечно говоря...
Но не то ей в жизни было нужно!
Раз, увы! в начале сентября
Прискакал я поутру к невесте.
Нет ее ни в зале, ни в саду.
Где ж она? "Они на кухне вместе
С маменькой" - и я туда иду.
Тут предстала страшная картина...
Разом столько горя и тоски!
Растерзав на клочья Ламартина,
На бумагу клала пирожки
И сажала в печь моя невеста!!
Я смотреть без ужаса не мог,
Как она рукой месила тесто,
Как потом отведала пирог.
Я не верил зрению и слуху,
Думал я, не перестать ли жить?
А у ней еще достало духу
Мне пирог проклятый предложить.
Вот они - великие идеи!
Вот они - развития плоды!
Где же вы, поэзии затеи?
Что из вас, усилья и плоды?
Я рыдал. Сконфузилися обе,
Видимо, перепугались вдруг;
Я ушел в невыразимой злобе,
Объявив, что больше им не друг.
С той поры я верю: счастье скользко,
Я без слез не проживаю дня;
От Москвы до Юрьевец-Повольска
Нет лица несчастнее меня! 

-----     Некрасов Н.А.     -----

Басё.

С ветки на ветку
Тихо сбегают капли...
Дождик весенний.

***

Аиста гнездо на ветру.
А под ним - за пределами бури -
Вишен спокойный цвет.

***

Не успела отнять руки,
Как уже ветерок весенний
Поселился в зеленом ростке.

***

***

Исса.

Чужих меж нами нет!
Мы все друг другу братья
Под вишнями в цвету.

***

Стаял зимний снег.
Озарились радостью
Даже лица звёзд.

***

***

Кито.

Идешь по облакам,
И вдруг на горной тропке
Сквозь дождь - вишневый цвет!

***

***

Камо Мабути.

В пору цветенья
Вишни сродни облакам -
Не потому ли
Стала просторней душа,
Словно весеннее небо...

***

***

Отомо Якамоти.

Соперничая с белизною снега,
Упавшего с небесной высоты,
У дома моего
На ветке сливы зимней
Цветут сегодня белые цветы!

KMRimg

                                                                                                                                 О мудрости твердят: она бесценна,

                                                                                                                                 Но за нее гроша не платит мир.

                                                                                                                       Авиценна

---

Стоит многих людей один врачеватель искусный:

Вырежет он и стрелу, и рану присыплет лекарством.

Гомер

---

Врач не смеет быть лицемером, старой бабой, мучителем, лжецом, легкомысленным, но должен быть праведным человеком,  сила врача — в его сердце, работа его должна руководиться Богом и освещаться естественным светом и опытностью; величайшая основа лекарства — любовь.

Парацельс

---

Врач — философ: ведь нет большой разницы между мудростью и медициной.

Гиппократ

---

Наука о строении человеческого тела является самой достойной для человека областью знаний и заслуживает чрезвычайного одобрения". 
Андреас Везалий 

---

Много еще остается сделать и многое еще останется, и ни у кого, кто родится через тысячу веков, не будет недостатка в поводе прибавить кое-что к нашим знаниям. 
Л. Сенека

Трудных наук нет, есть только трудные изложения, т.е. непереваримые
А.И. Герцен

---

О мудрости своего организма и о собственной глупости люди начинают вспоминать только во время болезни 
Г. Ратнер

---

Современная медицина открыла так много новых болезней, что махнула рукой на старые
А. Васильев

---

Квалификация врача - главная врачебная тайна
В. Тюрин

---

С брезгливой скукой сосчитал рентген костей незанимательную сумму 
Б. Ахмадулина

---

Дурные болезни передаются половым путем, хорошие - по наследству
Б. Крутиер

---

Здоровье - это когда каждый день болит в разных местах
Мишель Крестьен

---

Самая очаровательная женская улыбка - не что иное, как обычное сокращение скуловых мышц
Жан-Поль Эсканд

---

Отсутствие здоровья мешает больным лечиться
Михаил Генин

---

Должен ли я отказаться от хорошего обеда лишь потому, что не понимаю процесса пищеварения? 
О.Хэвисайд

---

Врач видит человека во всей его слабости, юрист - всей его подлости, теолог - во всей его глупости
Артур Шопенгауэр

---

В ревматизм и в настоящую любовь не верят до первого приступа
Мария Эбнер-Эшенбах

---

Здоровье - это эпизод между двумя болезнями
Тед Капчук

---

Мало записаться на прием к врачу - надо до него еще дожить
Константин Мелихан

---

В комплексе неполноценности хуже всего то, что обычно им страдают не те, кому следовало бы
Жан Дютур

---

Только хорошие девушки страдают неврозами
Абрахам Брилл

---

Начинающий врач выписывает по двадцать лекарств для каждой болезни; опытный врач - одно лекарство от двадцати болезней. 
Уильям Ослер 

---

Тот, кто лечится по медицинскому справочнику, рискует умереть от опечатки. 
Кристиан Фридрих Геббель 

---

Лучшая медицинская специальность - дерматология. Пациенты не станут будить вас среди ночи, никогда не умрут от своей болезни и никогда не поправятся. 
Мартин Фишер 

Бабочки полет
Будит тихую поляну
В солнечных лучах.

***

Как летом густеет трава!
И только у однолиста
Один-единственный лист.

***

Тишина кругом.
Проникают в сердце скал
Голоса цикад.

***

По озеру волны бегут.
Одни о жаре сожалеют
Закатные облака.

***

По горной тропинке иду.
Вдруг стало мне отчего-то легко.
Фиалки в густой траве.

      --- Басе---

Мой замок стоит на утесе крутом

В далеких, туманных горах,

Его я воздвигнул во мраке ночном,

С проклятьем на бледных устах.

В том замке высоком никто не живет,

Лишь я его гордый король,

Да ночью спускается с диких высот

Жестокий, насмешливый тролль.

На дальнем утесе, труслив и смешон,

Он держит коварную речь,

Но чует, что меч для него припасен,

Не знающий жалости меч.

Однажды сидел я в порфире златой,

Горел мой алмазный венец —

И в дверь постучался певец молодой,

Бездомный, бродячий певец.

Для всех, кто отвагой и силой богат,

Отворены двери дворца;

В пурпуровой зале я слушать был рад

Безумные речи певца.

С красивою арфой он стал недвижим,

Он звякнул дрожащей струной,

И дико промчалась по залам моим

Гармония песни больной.

«Я шел один в ночи беззвездной

В горах с уступа на уступ

И увидал над мрачной бездной,

Как мрамор белый, женский труп.

«Влачились змеи по уступам,

Угрюмый рос чертополох,

И над красивым женским трупом

Бродил безумный скоморох.

«И смерти дивный сон тревожа,

Он бубен потрясал в руке,

Над миром девственного ложа

Плясал в дурацком колпаке.

«Едва звенели колокольца,

Не отдаваяся в горах,

Дешевые сверкали кольца

На узких, сморщенных руках.

«Он хохотал, смешной, беззубый,

Скача по сумрачным холмам,

И прижимал больные губы

К холодным, девичьим губам.

«И я ушел, унес вопросы,

Смущая ими божество,

Но выше этого утеса

Не видел в мире ничего».

Я долее слушать безумца не мог,

Я поднял сверкающий меч,

Певцу подарил я кровавый цветок

В награду за дерзкую речь.

Цветок зазиял на высокой груди,

Красиво горящий багрец…

«Безумный певец, ты мне страшен, уйди».

Но мертвенно бледен певец.

Порвалися струны, протяжно звеня,

Как арфу его я разбил

За то, что он плакать заставил меня,

Властителя гордых могил.

Как прежде в туманах не видно луча,

Как прежде скитается тролль,

Он бедный не знает, бояся меча,

Что властный рыдает король.

Попрежнему тих одинокий дворец,

В нем трое, в нем трое всего:

Печальный король и убитый певец

И дикая песня его.

***

Вечер

Еще один ненужный день,

Великолепный и ненужный!

Приди, ласкающая тень,

И душу смутную одень

Своею ризою жемчужной.

И ты пришла... Ты гонишь прочь

Зловещих птиц — мои печали.

О, повелительница ночь,

Никто не в силах превозмочь

Победный шаг твоих сандалий!

От звезд слетает тишина,

Блестит луна — твое запястье,

И мне опять во сне дана

Обетованная страна —

Давно оплаканное счастье.

***

ОНА

Я знаю женщину: молчанье,
Усталость горькая от слов,
Живет в таинственном мерцанье
Ее расширенных зрачков.

Ее душа открыта жадно
Лишь медной музыке стиха,
Пред жизнью, дольней и отрадной
Высокомерна и глуха.

Неслышный и неторопливый,
Так странно плавен шаг ее,
Назвать нельзя ее красивой,
Но в ней все счастие мое.

Когда я жажду своеволий
И смел и горд - я к ней иду
Учиться мудрой сладкой боли
В ее истоме и бреду.

Она светла в часы томлений
И держит молнии в руке,
И четки сны ее, как тени
На райском огненном песке.

***

Созидающий башню сорвется,
Будет страшен стремительный лет,
И на дне мирового колодца
Он безумье свое проклянет.

Разрушающий будет раздавлен,
Опрокинут обломками плит,
И, Всевидящим Богом оставлен,
Он о муке своей возопит.

А ушедший в ночные пещеры
Или к заводям тихой реки
Повстречает свирепой пантеры
Наводящие ужас зрачки.

Не спасешься от доли кровавой,
Что земным предназначила твердь.
Но молчи: несравненное право —
Самому выбирать свою смерть.

Расскажи, дорогой

        Расскажи, дорогой,
        Что случилось с тобой,
                Расскажи, дорогой, не таясь!
        Может, все потерял,
        Проиграл, прошвырял?
                Может, ангел-хранитель не спас?

        Или просто устал,
        Или поздно стрелял?
                Или спутал, бедняга, где верх и где низ?
        В рай хотел? Это - верх.
        Ах, чудак-человек!
                Что поделать теперь? Улыбнись!

                Сколько славных парней, загоняя коней,
                Рвутся в мир, где не будет ни злобы, ни лжи!
                Неужели, чудак, ты собрался туда?
                Что с тобой, дорогой,- расскажи!

        Может быть, дорогой,
        Ты скакал за судьбой,
                Умолял: "Подожди! Оглянись!"
        Оглянулась она -
        И стара, и страшна,-
                Наплевать на нее - улыбнись!

        А беду, черт возьми,
        Ты запей, задыми -
                И еще раз попробуй садись на коня!
        Хоть на миг, на чуть-чуть
        Ты ее позабудь,-
                Обними, если хочешь, меня!

                Сколько славных парней, загоняя коней,
                Рвутся в мир, где не будет ни злобы, ни лжи!
                Неужели, чудак, ты собрался туда?
                Что с тобой, дорогой,- расскажи!

        Притомился - приляг,
        Вся земля - для бродяг.
                Целый век у тебя впереди.
        А прервется твой век -
        Там, в земле, человек
                Потеснится - давай, заходи!

        Отдохни, не спеши!
        Сбрось всю тяжесть с души
                За удачею лучше идти налегке!
        Все богатство души
        Нынче стоит гроши -
                Меньше глины и грязи в реке!

                Сколько славных парней, загоняя коней,
                Рвутся в мир, где ни злобы, ни лжи,- лишь покой.
                Если, милый чудак, доберешься туда -
                Не забудь обо мне, дорогой!

http://youtu.be/Q2DAl1fHj20

Владимир Дручин.

 http://www.diary.ru/~niceworld/p74612284.htm

Любые стихи, которые Вам нравятся. 

Порыв рождается душой,

Осуществленье — грудью смелой,

Отвага — внутреннею силой,

Гордыня — тайным размышленьем,

Решимость — пламенным желаньем,

Одушевление — надеждой,

Неколебимость — мощью духа,

Непримиримость — раздраженьем,

Общительность — благоразумьем,

Бесстрашие — высокомерьем,

Великодушье — благородством,

Влюбленность — прелестью предмета,

Благожелательность — радушьем,

Отчаянье — самозабвеньем,

Все дружелюбное — любовью,

А грозное — ревнивым сердцем. 

***

Быть легковерным — глупо и опасно,

И легковерье — это путь страданий,

Но -видеть без разумных оснований

Кругом обман — не менее ужасно. 

***

Злословить, и остро при этом,

Весьма приятно, милый мой. В

едь было сказано поэтом:

Злословье греет нас зимой

И освежает жарким летом. 

***

В вас не должна рождать тоски

Нарядно-стройная персона,

Когда она на вас с балкона

Глядит, взмостясь на каблучки

Все это так, архитектура.

Один мудрец учил народ,

Что половиной всех красот

Портным обязана натура. 

***

Кто столько блеска проявил

В искусстве лгать и лицемерить,

Тому дозволено не верить,

Хотя б он правду говорил. 

* * * По улице моей который год звучат шаги - мои друзья уходят. Друзей моих медлительный уход той темноте за окнами угоден. Запущены моих друзей дела, нет в их домах ни музыки, ни пенья, и лишь, как прежде, девочки Дега голубенькие оправляют перья. Ну что ж, ну что ж, да не разбудит страх вас, беззащитных, среди этой ночи. К предательству таинственная страсть, друзья мои, туманит ваши очи. О одиночество, как твой характер крут! Посверкивая циркулем железным, как холодно ты замыкаешь круг, не внемля увереньям бесполезным. Так призови меня и награди! Твой баловень, обласканный тобою, утешусь, прислонясь к твоей груди, умоюсь твоей стужей голубою. Дай стать на цыпочки в твоем лесу, на том конце замедленного жеста найти листву, и поднести к лицу, и ощутить сиротство, как блаженство. Даруй мне тишь твоих библиотек, твоих концертов строгие мотивы, и - мудрая - я позабуду тех, кто умерли или доселе живы. И я познаю мудрость и печаль, свой тайный смысл доверят мне предметы. Природа, прислонясь к моим плечам, объявит свои детские секреты. И вот тогда - из слез, из темноты, из бедного невежества былого друзей моих прекрасные черты появятся и растворятся снова. 1959

Так дурно жить,как я вчера жила-
в пустом пиру,где все мертвы друг к другу
и пошлости нетрезвая жара
свистит в мозгах по замкнутому кругу.

Чудовищем ручным в чужих домах
нести две влажных черноты в глaзницах
и пребывать не сведеньем в умах,
а вожделенной притчей во языцех.

Довольствоваться роскошью беды
в азартном и злорадном нераденьи
следить за увяданием звезды,
втемяшенной в мой разум при рожденьи.

Вслед чужой воле,как в петле лассо,
понурить шею среди пекл безводных,
от скудных скверов отвращать лицо,
не смея быть при детях и животных.

Пережимать иссякшую педаль:
без тех,без лучших,мыкаясь по свету,
а без себя?Не велика печаль!
Уж не копить ли драгоценность эту?

Дразнить плащом горячий гнев машин,
и снова выжить,как это ни сложно
под доблестной защитою мужчин,
что и в невесты брать неосторожно.

Всем лицемерьем искушать беду,
но хитрой слепотою дальновидной
надеяться,что будет ночь в саду
опять слагать свой лепет деловитый.

Какая тайна влюблена в меня,
чьей выгоде мое спасенье сладко,
коль мне дано по окончанье дня
стать оборотнем,алчущим порядка?

О,вот оно!Деревья и река
готовы выдать тайну вековую,
и с первобытной меткостью рука
привносит пламя в мертвость восковую.

Подобострастный бег карандаша
спешит служить и жертвовать длиною.
И так свежа суровая душа,
словно сейчас излучена луною.

Терзая зреньем небо и леса,
всему чужой,иноязычный идол,
царю во тьме огромностью лица,
которого никто другой не видел.

Пред днем былым не ведаю стыда,
пред новым днем не знаю сожаленья
и медленно стираю прядь со лба
для пущего удобства размышленья.

ЕВГЕНИЙ БАРАТЫНСКИЙ.

О своенравная София!
От всей души я вас люблю,
Хотя и реже, чем другие,
И неискусней вас хвалю.
На ваших ужинах веселых,
Где любят смех и даже шум,
Где не кладут оков тяжелых
Ни на уменье, ни на ум,
Где, для холопа иль невежды
Не притворяясь, часто мы
Браним указы и псалмы,
Я основал свои надежды
И счастье нынешней зимы.
Ни в чем не следуя пристрастью,
Даете цену вы всему:
Рассудку, шалости, уму,
И удовольствию, и счастью;
Свет пренебрегши в добрый час
И утеснительную моду,
Всему и всем забавить вас
Вы дали полную свободу;
И потому далёко прочь
От вас бежит причудниц мука
Жеманства пасмурная дочь,
Всегда зевающая скука.
Иной порою, знаю сам,
Я вас браню по пустякам.
Простите мне мои укоры;
Не ум один дивится вам,
Опасны сердцу ваши взоры;
Они лукавы, я слыхал,
И, всё предвидя осторожно,
От власти их, когда возможно,
Спасти рассудок я желал
Я в нем теперь едва ли волен,
И часто, пасмурный душой,
За то я вами недоволен,
Что недоволен сам собой.

***

ИСТИНА

О счастии с младенчества тоскуя,    Всё счастьем беден я, Или вовек его не обрету я    В пустыне бытия?  Младые сны от сердца отлетели,    Не узнаю я свет; Надежд своих лишен я прежней цели,    А новой цели нет.  Безумен ты и все твои желанья -    Мне первый опыт рек; И лучшие мечты моей созданья    Отвергнул я навек.  Но для чего души разуверенье    Свершилось не вполне? Зачем же в ней слепое сожаленье    Живет о старине?  Так некогда обдумывал с роптаньем    Я дольний жребий свой, Вдруг Истину (то не было мечтаньем)    Узрел перед собой.  "Светильник мой укажет путь ко счастью!    Вещала.- Захочу - И, страстного, отрадному бесстрастью    Тебя я научу.  Пускай со мной ты сердца жар погубишь,    Пускай, узнав людей, Ты, может быть, испуганный, разлюбишь    И ближних и друзей.  Я бытия все прелести разрушу,    Но ум наставлю твой; Я оболью суровым хладом душу,    Но дам душе покой".  Я трепетал, словам ее внимая,    И горестно в ответ Промолвил ей: "О гостья роковая!    Печален твой привет.  Светильник твой - светильник погребальный    Всех радостей земных! Твой мир, увы! могилы мир печальный    И страшен для живых.  Нет, я не твой! в твоей науке строгой    Я счастья не найду; Покинь меня, кой-как моей дорогой    Один я побреду.  Прости! иль нет: когда мое светило    Во звездной вышине Начнет бледнеть и всё, что сердцу мило,    Забыть придется мне,  Явись тогда! раскрой тогда мне очи,    Мой разум просвети, Чтоб, жизнь презрев, я мог в обитель ночи    Безропотно сойти".  *** Мне с упоением заметным Глаза поднять на вас беда: Вы их встречаете всегда С лицом сердитым, неприветным. Я полон страстною тоской, Но нет! рассудка не забуду И на нескромный пламень мой Ответа требовать не буду. Не терпит бог младых проказ Ланит увядших, впалых глаз. Надежды были бы напрасны, И к вам не ими я влеком. Любуюсь вами, как цветком, И счастлив тем, что вы прекрасны. Когда я в очи вам гляжу, Предавшись нежному томленью, Слегка о прошлом я тужу, Но рад, что сердце нахожу Еще способным к упоенью. Меж мудрецами был чудак: «Я мыслю,— пишет он,— итак, Я, несомненно, существую». Нет! любишь ты, и потому Ты существуешь,— я пойму Скорее истину такую. Огнем, похищенным с небес, Япетов сын (гласит преданье) Одушевил свое созданье, И наказал его Зевес Неумолимый, Прометея К скалам Кавказа приковал, И сердце вран ему клевал; Но, дерзость жертвы разумея, Кто приговор не осуждал? В огне волшебных ваших взоров Я занял сердца бытие: Ваш гнев достойнее укоров, Чем преступление мое, Но не сержусь я, шутка водит Моим догадливым пером. Я захожу в ваш милый дом, Как вольнодумец в храм заходит. Душою праздный с давних пор, Еще твержу любовный вздор, Еще беру прельщенья меры, Как по привычке прежних дней Он ароматы жжет без веры Богам, чужим душе своей.

Ольга Берггольц

Друзья твердят: "Все средства хороши,
чтобы спасти от злобы и напасти
хоть часть Трагедии, хоть часть души..."
А кто сказал, что я делюсь на части?
И как мне скрыть - наполовину - страсть,
чтоб страстью быть она не перестала?
Как мне отдать на зов народа часть,
когда и жизни слишком мало?
Нет, если боль, то вся душа болит,
а радость - вся пред всеми пламенеет.
И ей не страх открытой быть велит -
ее свобода, та, что всех сильнее.
Я так хочу, так верю, так люблю.
Не смейте проявлять ко мне участья.
Я даже гибели своей не уступлю
за ваше принудительное счастье...

Владислав Ходасевич
Ищи меня в сквозном весеннем свете.
Я весь - как взмах неощутимых крыл,
Я звук, я вздох, я зайчик на паркете,
Я легче зайчика: он - вот, он есть, я был.

Но, вечный друг, меж нами нет разлуки!
Услышь, я здесь. Касаются меня
Твои живые, трепетные руки,
Простёртые в текучий пламень дня.

Помедли так. Закрой, как бы случайно,
Глаза. Ещё одно усилье для меня -
И на концах дрожащих пальцев, тайно,
Быть может, вспыхну кисточкой огня.

Константин Бальмонт

Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.

И чем выше я шел, тем ясней рисовалисль,
Тем ясней рисовались очертанья вдали,
И какие-то звуки вдали раздавались,
Вкруг меня раздавались от Небес и Земли.

Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,
Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,
И сияньем прощальным как будто ласкали,
Словно нежно ласкали отуманенный взор.

И внизу подо мною уж ночь наступила,
Уже ночь наступила для уснувшей Земли,
Для меня же блистало дневное светило,

Огневое светило догорало вдали.

Я узнал, как ловить уходящие тени,
Уходящие тени потускневшего дня,
И все выше я шел, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.