Война всегда начинается внезапно, хотя спустя поколение для историков она покажется неизбежной. В 1941 году началась самая страшная, самая близкая, самая дорогая — Великая Отечественная. Говорят, без огромных потерь нацистов было не остановить…
В Берлинской операции, в 1945 году, были задействовано свыше 2,5 миллионов солдат и офицеров, 6250 танков и самоходных орудий, 7500 самолетов. Потери оказались огромными: за сутки Красная Армия теряла, по официальным данным, более 15 тысяч солдат и офицеров. Всего советские войска в Берлинской операции потеряли 352 тысяч человек, в том числе 78 тысяч человек погибшими.
Водружение флага над Рейхстагом В ходе операции широко использовались танки в городе. В подобных условиях они не могли применить широкий маневр и становились удобной мишенью для противотанковых средств немцев. Это также привело к высоким потерям: за две недели боев Красная Армия потеряла треть участвовавших в Берлинской операции танков и САУ, что составило 1997 единиц. Также было потеряно 2108 орудий и минометов и 917 боевых самолетов. В результате советские войска полностью разгромили 70 пехотных, 12 танковых и 11 моторизованных дивизий противника, взяли в плен около 480 тысяч человек. Акт о капитуляции был подписан по центрально европейскому времени 8 мая 1945 года в 22 часа 43 минуты. Когда в Москве с ее двух часовой разницей во времени, уже наступило 9 мая.
9 мая 1945 года на Центральный аэродром имени Фрунзе приземлился самолет «Ли-2» с экипажем А. И. Семенкова, доставивший в Москву акт о капитуляции фашистской Германии. А 24 июня на Красной площади состоялся Парад Победы. Командовал парадом Рокоссовский, принимал парад — Жуков.
Маршал СССР Жуков и Рокоссовский на Параде Победы в Москве На параде торжественным маршем прошли сводные полки фронтов в таком порядке: Карельского, Ленинградского, 1-го Прибалтийского, 3-го, 2-го и 1-го Белорусских, 1-го, 4-го, 2-го и 3-го Украинских, сводный полк Военно-Морского Флота. В составе полка 1-го Белорусского фронта особой колонной прошли представители Войска Польского. Впереди сводных полков фронтов шли командующие фронтами и армиями, Герои Советского Союза несли знамена прославленных частей и соединений. Парад завершился маршем 200 знаменосцев, бросавших знамена побежденных немецких войск на помост у подножия Мавзолея. День Победы Советского Союза над фашистской Германией в Великой Отечественной войне был и остается одним из самых почитаемых праздников в странах бывшего Советского Союза.
На протяжении десятилетий День Победы 9 Мая оставался самым трогательным, самым душевным праздником страны. Никакие другие праздники не смогут сравниться с ним.
Ветеран в орденах, ведущий за руку внука, - символ силы Отечества, прочной связи поколений. Именно 9 Мая мы как-то особенно сильно чувствуем гордость за свою историю и хотим верить, что преодолеем все беды. Ведь у нашей страны великая история и великие победы. Но 9 Мая - это не только праздник России и бывших советских республик. Вспомним празднование 60-летия Победы в Москве 9 мая 2005 года. В Москву приехали ветераны второй мировой из многих стран и лидеры ведущих государств мира. Они стояли на Красной площади и аплодировали Великой Победе. Нашей Победе. Аплодировали и американский президент, и европейские лидеры. Во многих бывших союзных республиках и странах «восточного блока» идет, по сути, целенаправленная политика по фальсификации истории, по принижению и даже очернению подвига советского солдата, освободившего мир от фашизма. 9 Мая - День Победы - святой для каждого из нас праздник и мы, сегодняшние граждане страны, обязаны передать память о Победе, сами традиции празднования Дня Победы в будущее.
Стихи Эдуарда Асадова *** День Победы. И на огнях салюта Будто гром: - Запомните навек, Что на сраженьях каждую минуту, Да, буквально каждую минуту Погибало десять человек! *** Как понять и как осмыслить это: Десять крепких, бодрых, молодых, Полных веры, радости и света И живых, отчаянно живых! *** У любого где-то дом иль хата, Где-то сад, река, знакомый смех, Мать, жена... А если неженатый, То девчонка - лучшая из всех. *** На восьми фронтах моей отчизны Уносил войны водоворот Каждую минуту десять жизней, Значит, каждый час уже шестьсот!.. *** И вот так четыре горьких года, День за днем - невероятный счет! Ради нашей чести и свободы Все сумел и одолел потоп. *** Мир пришел как дождь, как чудеса, Яркой синью душу опаля... В вешний вечер, на птичьи голоса, Облаков вздымая паруса, Как корабль плывет моя Земля. *** И завтра мне обратиться хочется К каждому, кто молод и горяч, Кто б ты ни был: летчик или врач. Педагог, студент или сверловщица... *** Да, прекрасно думать о судьбе Очень яркой, честной и красивой. Но всегда ли мы к самим всем Подлинно строги и справедливы? *** Ведь, кружась меж планов и идей, Мы нередко, честно говоря, Тратим время попросту зазря На десятки всяких мелочей. *** На тряпье, на пустенькие книжки, На раздоры, везде не прав никто, На танцульки, выпивки, страстишки, Господи, да мало ли на что! *** И неплохо б каждому из нас, А ведь есть душа, наверно, на каждом, Вспомнить вдруг о чем-то очень важном, Самом нужном, может быть, завтра. *** И, сметя все мелкое, пустое, Скинув скуку, черствость или лень, Вспомнить вдруг о том, какой ценою Куплен был наш каждый мирный день! *** И, судьбу замешивая круто, Чтоб любить, сражаться и мечтать, Чем была оплачена минута, Каждая-прекаждая минута, Смеем ли мы вот это забывать?! *** И, шагая за высокой новью, Помните о том, что всякий час Вечно смотрят с верой и любовью Вслед вам те, кто жил во голос вас! ***
Поверить было страшно, страшно, страшно, Погибли там отец его и брат. Рыдала мать, но был теперь он старшим, И знали все, что нет пути назад. Так шли навстречу верной смерти, Родную землю грудью защищать Страны советской преданные дети, Которых дома баловала мать. Безусых мальчиков и глупеньких девчонок Война взрослеть заставила в пути, И всё узнать, поверьте, не дано нам, Что им тогда пришлось перенести. Лишь только почему-то перед смертью Им, выжившим в том адовом котле, Хотелось рассказать ещё нам - детям, Как хорошо живётся нынче на земле. Как важно помнить, что мы все в ответе За этот мир, вручённый ими нам, Чтоб жили мы и жили наши дети В стране, идущей к лучшим временам. Наш День Победы - это наша гордость За нашу землю, славный наш народ, В нём наша память, сила, стойкость - Всё то, что время в душах не сотрёт.
Двадцать второго июня Ровно в четыре часа Киев бомбили, нам объявили, Что началася война...
"ВСТАВАЙ СТРАНА ОГРОМНАЯ"... Музыка: А.Александров Слова: В.Лебедев-Кумач 1941 г. Вставай, страна огромная, Вставай на смертный бой С фашистской силой темною, С проклятою ордой. Пусть ярость благородная Вскипает, как волна, — Идет война народная, Священная война! Как два различных полюса, Во всем враждебны мы. За свет и мир мы боремся, Они — за царство тьмы. Дадим отпор душителям Всех пламенных идей, Насильникам, грабителям, Мучителям людей! Не смеют крылья черные Над Родиной летать, Поля ее просторные Не смеет враг топтать! Гнилой фашистской нечисти Загоним пулю в лоб, Отребью человечества Сколотим крепкий гроб! Встает страна огромная, Встает на смертный бой С фашистской силой темною, С проклятою ордой!
Решение о проведении Парада Победы было принято И.В.Сталиным уже 13 мая 1945 года, в день пленения последнего регулярного подразделения немецко-фашистских войск. «В ознаменование победы над Германией в Великой Отечественной войне назначаю 24 июня 1945 года в Москве на Красной площади парад войск Действующей армии, Военно-Морского Флота и Московского гарнизона — Парад Победы. На парад вывести: сводные полки фронтов, сводный полк наркомата обороны, сводный полк Военно-морского Флота, военные академии, военные училища и войска Московского гарнизона. Парад Победы принять моему заместителю Маршалу Советского Союза Жукову. Командовать Парадом Победы Маршалу Советского Союза Рокоссовскому. Общее руководство по организации парада возлагаю на командующего войсками Московского военного округа и начальника гарнизона города Москвы генерал-полковника Артемьева.» Верховный Главнокомандующий, Маршал Советского Союза И. Сталин Сталин наблюдал за парадом с трибуны в окружении Молотова, Будённого, Калинина, Ворошилова и других членов Политбюро. Опираясь на мемуары сына Сталина, Василия, следует заметить, что «отец народов» должен был принимать парад лично, но утратив навыки верховой езды и совершая тренировочный выезд, он упал с лошади, серьёзно пострадав. Именно поэтому парад принимал Г.К.Жуков. Командовал Парадом Победы К.К. Рокоссовский. Начальник Главного оперативного управления Генерального штаба, генерал-полковник Штеменко С.М. и начальник Генерального штаба генерал армии Антонов А.И. были самыми активными участниками организации парада. Передовые знамёнщики несли 36 знамён принадлежавших тем частям, чьи заслуги в боях выделялись особой отвагой и мужеством. Оркестр насчитывал более 1400 музыкантов, а общее количество основных сводных полков включало в себя до 22 000 военнослужащих. Вслед за сводными полками прошла колонна советских солдат, нёсших опущенные стяги разгромленных немецких войсковых соединений. В первую очередь, к подножию Мавзолея, был брошен личный штандарт Гитлера, и вслед за ним более 200 флагов принадлежавших нацистам. Погода не позволила участникам парада полностью закончить задуманное шествие. Лил сильный дождь, и по приказу Сталина была отменена воздушная часть парада, а так же проход по Красной площади групп советских трудящихся.
Был сломан хребет фашистского зверя и советские войска взяли Берлин, водрузили знамя Победы над рейхстагом. Парад Победы этого года ожидается очень необычным с участием войск стран коалиции против фашизма, где были и Великобритания, и США, и СССР (Россия теперь, как преемник Союза). Живых участников войны, тех кто сражался в бою, осталось очень мало, им всем уже за 80 лет, все они будут приглашены к участию в параде Победы в своих регионах, самые знаменитые – на Красную площадь, те, кто участвовал в параде 1945 года, те кто « в атаку поднимался, как один, кто брал Берлин».
После Победы в мае 1945 не для всех солдат война кончилась. Шли эшелоны с пьяными от счастья и трофейного спирта победителями. Играла музыка для них на перронах, лихо танцевали они на платформах станций. Но были и другие эшелоны, от самой Германии, через весь Советский Союз на Дальний Восток, ехали ветераны Великой Отечественной, звеня орденами и медалями, ехали иной раз рядом с родным домом, где не были годами и не могли зайти хоть на минуточку, обнять своих родных. Многие из них полегли потом в песках Гоби и на горном Хингане, но умерли уже познав вкус Победы! А те, кто оставался в строю рвали зубами японских фашистов, за себя и погибших товарищей. Остановить их было невозможно. Те, кто потом вернулся из этих боев были уже дважды победителями. Для них сентябрь 1945 года стал победным вдвое!
Давид Тухманов День Победы, как он был от нас далек Как в костре потухшем таял уголек Были версты, обгорелые, в пыли Этот день мы приближали как могли Этот день Победы Порохом пропах Это праздник С сединою на висках Это радость Со слезами на глазах День Победы, День Победы, День Победы! Дни и ночи у мартеновских печей Не смыкала наша Родина очей Дни и ночи битву трудную вели Этот день мы приближали как могли Этот день Победы Порохом пропах Это праздник С сединою на висках Это радость Со слезами на глазах День Победы, День Победы, День Победы! Здравствуй, мама, возвратились мы не все Босиком бы пробежаться по росе Пол-Европы прошагали, пол-Земли Этот день мы приближали как могли Этот день Победы Порохом пропах Это праздник С сединою на висках Это радость Со слезами на глазах День Победы, День Победы, День Победы!
Эксперты РС рассуждают, почему Сталин не любил день победы над Германией, а песню "Враги сожгли родную хату" стали широко исполнять только после XX съезда КПСС. В 1945 году Михаил Исаковский написал стихотворение "Враги сожгли родную хату", опубликованное летом 1946 года в журнале "Знамя" и положенное композитором Матвеем Блантером на музыку. Исаковский написал много известных песен о войне, в их числе - "Катюша" и "В лесу прифронтовом", однако только у истории о плачущем у могилы жены солдате оказалась сложная судьба. "Враги сожгли родную хату, Сгубили всю его семью. Куда ж теперь идти солдату, Кому нести печаль свою? Пошел солдат в глубоком горе На перекресток двух дорог, Нашел солдат в широком поле Травой заросший бугорок".
Анализ песни Михаила Исаковского "Враги сожгли родную хату"
Коллизия этой песни повторяет сюжет народных солдатских песен, распространенных в России еще в XIX веке, например, такой: "Отслужил солдат службу долгую/Службу трудную, службу ратную". Песню "Враги сожгли родную хату" (самый известный исполнитель этой песни - Марк Бернес) комментирует эксперт Республиканского центра русского фольклора Варвара Добровольская: - Во-первых, Исаковский использует общий, так скажем, мотив солдатской песни - возвращение солдата домой, где его никто не ждет. Никто солдата не приветил. С другой стороны, в этой песне есть много мелких отдельных мотивов, не связанных с солдатским фольклором, как таковым, а таких общих фольклорных. Мотив гробового камня, одиночества, с которым солдат сталкивается. "Нашел солдат в широком поле//Травой заросший бугорок" - одинокую могилу. Солдат разговаривает на этой могиле с теми, кто ему был дорог. Этот мотив разговора с мертвецам переориентирован - обычно не с умершей женой, а наоборот, с умершим мужем говорят. Далее - мотив причитания. Обычно мужских причитаний нет, но здесь этот мотив эффективно используется. Кроме этого, есть в этой песне довольно много стереотипов, которые непосредственно к фольклору не имеют отношения, но они очень органичны для традиционной культуры и являются знаковыми элементами, традицией. "Стоит солдат - и словно комья Застряли в горле у него. Сказал солдат: "Встречай, Прасковья, Героя-мужа своего. Готовь для гостя угощенье, Накрой в избе широкий стол, - Свой день, свой праздник возвращенья К тебе я праздновать пришел..." Никто солдату не ответил, Никто его не повстречал, И только теплый летний ветер Траву могильную качал. Вздохнул солдат, ремень поправил, Раскрыл мешок походный свой, Бутылку горькую поставил На серый камень гробовой". - Эта песня не поется на застольях, тем более – ее не поют на гуляньях, и не пели никогда, - продолжает Варвара Добровольская. - Она скорее относится к категории бардовской песни, это скорее удачная стилизация под балладу, песня авторская. С моей точки зрения, эта песня стоит в одном ряду с бардовской лирикой. Она использует фольклорные мотивы, а для массового сознания все, что написано в стихах - это лирика. Раз это лирика – значит, это рефлексия, и не особо сюжетная. А в данном случае мы имеем дело с эпикой, это эпическое произведение. Это очень близко к балладе, к сюжетному произведению, есть ведь огромное количество баллад с трагическим финалом - и новых баллад, и старых баллад, они очень характерны для русского фольклора. И жестокие романсы, которые к этому примыкают - это все типично для фольклора. "Не осуждай меня, Прасковья, Что я пришел к тебе такой: Хотел я выпить за здоровье, А должен пить за упокой. Сойдутся вновь друзья, подружки, Но не сойтись вовеки нам..." И пил солдат из медной кружки Вино с печалью пополам. Он пил - солдат, слуга народа, И с болью в сердце говорил: "Я шел к тебе четыре года, Я три державы покорил..." Хмелел солдат, слеза катилась, Слеза несбывшихся надежд, И на груди его светилась Медаль за город Будапешт". - Очень важен стереотип с медалью за город Будпапешт, - продолжает эксперт Центра русского фольклора. - Сражений в Великой Отечественной войне было немало. Будапештская операция хоть и была одной из наиболее кровавых, тем не менее не являлась знаковой операцией для официальной истории. Будапештская операция в определенной степени - знак абсолютной бессмысленности войны: накануне Победы надо было бросить огромное количество людей, чтобы они там погибли! Потом этот стереотип очень активно использовался советской литературой. Вот книги и фильм "Тени исчезают в полдень", где обсуждается строительство моста. Встает одна из колхозниц и говорит: "Вот вам хорошо говорить, а нам тяжело, потому что я рощу четверых, а наш папка погиб под Будапештом". Трагедия войны в этом слове "Будапешт" является очень большим классическим знаком. Ведь песня Исаковского не восхваляет солдата-победителя, а показывает трагедию войны, что совершенно не вписывалось в рамки советской идеологии. Что это такое - "Хмелел солдат, слеза катилась,//Слеза несбывшихся надежд"? Каких таких надежд? Чего у него там не сбылось? Советская страна победила в войне, а он тут сидит и плачет о чем-то, - говорит Варвара Добровольская. Взятие советскими войсками Будапешта зимой 1944-45 годов оказалось одной из самых кровавых операций в истории Второй мировой войны. Иосиф Сталин распорядился взять город к 7 ноября, невзирая на потери, однако сопротивление немецких и венгерских войск соединения под командованием маршалов Родиона Малиновского и Федора Толбухина смогли подавить только через три месяца. Город был сильно разрушен, погибли и были ранены 320 тысяч советских солдат и офицеров, 360 тысяч получили в награду медаль "За взятие Будапешта". Противник потерял убитыми около 100 тысяч человек. Стихотворение Исаковского после публикации раскритиковала "за распространение пессимистических настроений" газета ЦК ВКП(б) "Культура и жизнь". Песню стали широко исполнять только после XX съезда КПСС и разоблачения культа личности Сталина. Исаковский, кстати, был вполне лояльным советскому руководству поэтом - в тот же год, что и "Враги сожгли родную хату" он сочинил "Слово товарищу Сталину" с такими известными строками "Мы так Вам верили, товарищ Сталин/Как, может быть, не верили себе". Вскоре после окончания Второй мировой войны – в конце 1945года – советский власти приступили к демобилизации огромной многомиллионной армии. Демобилизационные мероприятия, организованные по сложным, иногда – связанным с политикой, принципам, растянулись на много лет. После их завершения численность Советской Армии сократилась в четыре раза, но День Победы она в ту пору не праздновала. Говорит историк Второй мировой войны Борис Соколов: - Конечно, это было крупное ооганизационное мероприятие, потому что численность армии была более 11 миллионов человек, а с раненными, лечившимся в госпиталях, и больными – где-то больше 12 миллионов. к моменту окончания боевых действий в Европе. Но процесс этот был очень растянут, то есть полная демобилизация завершилась только в начале 1950-х годов. С 1945 до примерно 1952 года армия сократилась на 8 миллионов человек, где-то 2,5-2,8 миллионов человек осталось. - Каковы были порядок и принципы демобилизации? - Прежде всего, демобилизовывали старшие возраста, естественно. Вообще, у нас воевали люди просто очень пожилые. Были даже 60-летние, 70-летние. Я в списках погибших нашел одного человека, который погиб, - скорее всего, умер от болезни - в возрасте 80 лет в 1941 году, будучи сержантом. Конечно, к 1945 году таких солдат мало осталось, но все-таки. В первую очередь еще демобилизовывались в какой-то мере неблагонадежные нации – это прибалты, выходцы из Западной Украины. Иногда даже формировали типа строительных батальонов, а потом посылали этих людей, например, на урановые объекты, связанные с ядерным проектом. Если говорить об офицерах, то демобилизовывали, более легко тех офицеров, которые не были членами партии. - В массовом порядке армия после войны и в первые послевоенные годы армия использовалась для восстановительных работ? - Нет, армия все-таки по тому принципу трудовых армий, как в гражданскую войну (принцип Троцкого был – трудовая армия), в таких масштабах не использовалась. Была все-таки масса другой рабочей силы – военнопленные, всякие пособники фашистов, которые находились в лагерях. - Вот солдат вернулся с фронта, что с ним дальше происходило? : Какие-то льготы для ветеранов, для демобилизовавшихся воинов были в первые годы после войны? - Он становился на учет в военкомате по месту жительства, и все - получал гражданский документ. По-моему, при Сталине никаких особых льгот не было. Были определенные выплаты за награды, инвалиды получали за ранения. Если ранение вело к инвалидности, они получали какие-то пенсии, но грошовые, на которые определенно нельзя было прожить. - Проблема трудоустройства стояла тогда? - Безработицы тогда все-таки не было. С одной стороны, конечно, экономика была разрушена войной. Но, с другой стороны, погибли десятки миллионов мужчин, особой конкуренции на рынке труда не возникало. Тем более что в советских условиях такой конкуренции вообще не могло быть. Так что демобизовавшиеся, конечно, находили работу и в колхозах, и в городах. Причем не только на уровне что-то там таскать и строить, но и на каком-то более сложном – запускать станки, налаживать производство. - Какой-то службы психологической реабилитации вернувшихся с фронта не было, конечно, в то время? - Тогда этого не было в принципе, об этом вообще не задумывались. Был, кстати, некоторый всплеск бандитизма в стране в 1945-46 годах. Помимо тех районов, где шла политическая борьба (западные районы Украины, Прибалтика), был еще всплеск бандитизма в центральных районах, в Сибири. Какая-то часть военнослужащих возвращалась с оружием с фронта - разного рода неучтенное оружие, несданное, оставшееся на местах боев. В общем, за счет этого произошел некоторый всплеск бандитизма. - Почему в сталинское время День Победы не был объявлен праздником? - А потому что Сталин одержал не столь полную победу, на которую он рассчитывал. Победа далась такой ценой, что больше воевать Советский Союз уже не мог. Поэтому Сталин как-то не очень любил праздновать этот праздник. Выходным днем был объявлен День Победы над Японией. Эту победу Сталин считал более полной: там в ходе короткой кампании без больших потерь была разгромлена Квантунская армия. Другое дело, что Квантунская армия к тому времени на ладан дышала. Там уже почти не было боеспособных частей, все сражались с американцами. В 1946 году отмечался этот праздник. Но потом от этого отказались: в Кремле поняли, что для народа война над Японией мало что значит. Она в народной памяти никак не отложилась. - А когда возникла традиция военных парадов на Красной площади? - В 1965 году, уже при Брежневе. В хрущевское время День Победы не был красным днем календаря, был просто одной из памятных дат. Брежнев сам участвовал в войне – все-таки был генералом, пусть и политическим. Поэтому он хотел как-то культ победы выработать. Тем более что уже прошло 20 лет, многие ветераны умерли, меньше обращали внимания на катастрофу 1941 года, больше говорили о победах 1944-1945 годов. - И первая юбилейная медаль для военнослужащих и ветеранов войны отчеканена за 20-летие Победы, да? - Да, за 20-летние Победы. Больше того, в 1955 году был первый круглый юбилей Победы – 10 лет, но он отмечался очень скромно. В тот момент было такое время перехода, когда наследники Сталина окончательно не разобрались, кто из них главный, и в общем-то как-то День Победы в тот момент особо не праздновали.
Москва — Около 20 тысяч солдат, моряков, летчиков и кадетов замерли на Красной площади в понедельник утром в ожидании того, как стрелки кремлевских часов покажут 10, когда по громкоговорителю величественный голос объявил: «Празднование 66-ой годовщины победы Советского Союза над фашистской Германией начинается». Старинный черный лимузин провез стоящего Министра обороны РФ Анатолия Сердюкова по площади по мере того, как он инспектировал войска, некоторые держали красные знамена с серпом и молотом…
Около 20 тысяч солдат, моряков, летчиков и кадетов замерли на Красной площади в понедельник утром в ожидании того, как стрелки кремлевских часов покажут 10, когда по громкоговорителю величественный голос объявил: «Празднование 66-ой годовщины победы Советского Союза над фашистской Германией начинается».
Война обрушилась на страну неожиданно, ее страшные реалии явились для людей внове, не изведанными по прежней жизни, и не могли не шокировать миллионы. В том числе и военных - кадровых командиров и начальников. Постепенно, однако, стало понятно, что война не на один год, что воевать предстоит долго и надо приспосабливаться к экстремальным условиям жизни. Примерно на втором году войны среди воюющего люда стал складываться своеобразный, импровизированный фронтовой быт. На фронтах, временно не ведших больших боевых операций, ставших в жесткую оборону, появилась какая-никакая надежда выжить - если не до конца войны, не до победы, то хотя бы до конца недели, до ближайшего утра. И люди устраивались - каждый на том месте, куда его определила война. Штабисты споро и организованно обживали уцелевшие углы в полусожженных тыловых деревнях, усиливали накаты командных и наблюдательных пунктов; артиллеристы обустраивали землянки, налаживали в них печки - из железных бочек, молочных бидонов, устилали земляные нары смолистым лапником. Вход завешивался плащ-палаткой - этим универсальным красноармейским средством защиты от холода и непогоды. Немцы всю войну пользовались шерстяными одеялами, мы же во всех случаях обходились традиционной серой шинелькой - в бою, на отдыхе, ночью. Пехота в траншеях, нередко полузаметенных снегом или залитых водой, спасаясь от непогоды, рыла норы-ячейки с полками для гранат и патронов, с непременной ступенькой, чтобы по первому сигналу выбраться наверх - в атаку.
Выбираться наверх в самом деле приходилось нередко, даже в жесткой, многомесячной обороне. Высшие командиры помнили и свято исполняли железный приказ Верховного: не давать захватчикам покоя ни днем, ни ночью, непрерывно бить его и изматывать. И били, и изматывали. Даже если не хватало оружия и боеприпасов, если на орудие приходилось по четверти боекомплекта и на каждый выстрел требовалось разрешение старшего командира. В обороне регулярно проводились - обычно кровавые - разведки боем, каждонощные поиски разведчиков, бесконечное "улучшение" оборонительных позиций. Некоторые части, подчиненные особенно исполнительным или патриотически настроенным командирам, месяцами атаковали одни и те же высоты, кладя на их склонах тысячи людей и так и не добиваясь сколько-нибудь заметного успеха. Людей никто не жалел. Все на фронте было лимитировано, все дефицитно и нормировано, кроме людей. Из тыла, из многочисленных пунктов формирования и обучения непрерывным потоком шло к фронту пополнение - массы истощенных, измученных тыловой муштрой людей, кое-как обученных обращаться с винтовкой, многие из которых едва понимали по-русски.
Первые дни в бою не многие способны были преодолеть в себе состояние шока. Командирам в стрелковой цепи стоило немалого труда поднять таких в атаку, и нередко на поле боя можно было наблюдать картину, как командир роты, бегая вдоль цепи, поднимает каждого ударом каблука в зад. Подняв одного, бежит к следующему, и пока поднимает того, предыдущий снова ложится - убитый или с испугу. Понятно, что долго бегать под огнем не мог и ротный, который также скоро выбывал из строя. Когда до основания выбивали полки и батальоны, дивизию отводили в тыл на переформирование, а уцелевших командиров представляли к наградам - за непреклонность в выполнении приказа: была такая наградная формула. За тем, чтобы никто не возражал против явной фронтовой бессмыслицы, бдительно следили не только вышестоящие командиры, но также политорганы, уполномоченные особых отделов, военные трибуналы и прокуратура. Приказ командира - закон для подчиненных, а на строгость начальника в армии жаловаться запрещалось.
Война, однако, учила. Не прежняя, довоенная, военная наука, не военные академии, тем более краткосрочные и ускоренные курсы военных училищ, но единственно - личный боевой опыт, который клался в основу боевого мастерства командиров. Постепенно военные действия, особенно на низшем звене, стали обретать элемент разумности. Очень скоро оказалось, что боевые уставы, созданные на основе опыта гражданской войны, мало соответствуют характеру войны новой и в лучшем случае бесполезны, если не вредны, в буквальном своем применении. В самом деле, чего стоило только одно их положение о месте командира в бою (впереди атакующей цепи), которое сплошь и рядом приводило к скорой гибели командиров, в то время как оставшиеся без управления подразделения скоро утрачивали всякое боевое значение. Полагавшееся по уставу поэшелонное строение атакующих войск вызывало неоправданные потери, особенно от минометного огня противника. Перед лицом этих и многих других нелепостей Сталин был вынужден пойти на переработку уставов, и уже в ходе войны появились новые боевые уставы пехоты - часть I и часть II. В то время как в войсках жестоко пресекался всякий намек на какое-нибудь превосходство немецкой тактики или немецкого оружия, где-то в верхах, в генштабе это превосходство втихомолку учитывалось и из него делались определенные негласные выводы. С санкции Верховного кое-что внедрялось в войска.
Впрочем, внедрять и заимствовать следовало куда как больше и не только из того, что касалось тактики. Как ни бахвалились мы (разумеется, в пропагандистских целях) качеством отечественного оружия, немецкое стрелковое оружие сплошь и рядом оказывалось совершеннее по устройству и сподручнее в применении. Наш прославленный ППШ с очень неудобным для снаряжения дисковым магазином по всем параметрам уступал немецкому "шмайссеру"; громоздкая, с длинным штыком винтовка XIX века конструкции Мосина уступала немецкому карабину. Устаревший, с водяным охлаждением пулемет "Максим" доставлял пулеметчикам немало забот, особенно в летнее время на безводном юге, а с текстильной лентой - повсеместно в непогоду. Ручной пулемет Дегтярева запомнился бывшим пулеметчикам разве что непомерным для этого вида оружия весом. Когда на вооружении немецкой пехоты появился компактный скорострельный МГ-42, нашим атакующим батальонам не осталось шансов уцелеть под его шквальным (до 1.000 выстрелов в минуту) огнем. Один такой пулемет с удачно расположенной позиции за считанные минуты способен был истребить батальон.
Средний танк Т-34, в общем неплохой, маневренный, с хорошим и сильным двигателем, имел слабую броню и при скверной 76-мм пушке становился легкой добычей немецкого противотанкового оружия и особенно тяжелых танков типа "тигр". Преимущество последних особенно проявлялось в обороне, при отражении наступления наших тридцатьчетверок. Великолепная цейссовская оптика и мощная пушка позволяли "тиграм" с дальнего расстояния расправляться с десятками наших наступающих танков. Советские танкисты прямо-таки плакали с досады, когда наш танковый батальон, едва начав атаку (особенно на равнинной местности), попадал под огонь замаскированных где-нибудь в садках и сельских строениях "тигров". Сразу загоралось несколько машин, подбитых танковыми болванками из "тигров", в то время как сами "тигры" оставались неуязвимы из-за дальности расстояния до них. Нередко происходили случаи, когда атакующие, поняв, что сблизиться на расстояние прямого выстрела не успеют, покидали машины и под огнем возвращались на исходный рубеж. Пока они его достигали, их машины уже горели. В конце концов, разгадав крамольную уловку танкистов, командование отдало приказ привлекать к суду военных трибуналов экипажи, вышедшие из огня в полном составе. Тогда танкисты пошли на новую хитрость: стали подъезжать к противнику ближе и покидать машины уже под пулеметным огнем из танков. Кто-то из них погибал или был ранен в открытом поле, но кое-кому удавалось пробраться к своим. Из подбитой же, подожженной машины шансов выбраться было несравненно меньше. Воевавшим помнятся и немецкие минометы, от навесного огня которых не было спасения ни в поле, ни в лесу, ни в городе.
Наши потери в наступлении были чудовищны, наибольшее их количество, конечно, приходилось на долю раненых. Легкораненые с поля боя выбирались сами; тяжелораненые нередко подолгу находились в зоне огня, получая новые ранения, а то и погибая. Выносить раненых с поля боя имели право лишь специально назначенные для того бойцы - санитары и санинструкторы. Никому другому сопровождать раненых в тыл не разрешалось, попытки такого рода расценивались как уклонение от боя. Конечно, девочки-инструкторы старались как могли, но санинструкторов полагалось по одной на роту, раненых же на поле боя всегда набирались десятки. Как было успеть при всем желании? И не успевали; раненые вынуждены были долго ждать помощи и, истекая кровью, умирали на поле или по дороге в санбат.
До сих пор в точности неизвестно, кому принадлежит "гениальная" идея использования на войне женщин. Кажется, это чисто советское новшество, в немецкой армии ничего подобного не наблюдалось до конца войны. При очевидной бездефицитности людского (мужского) материала на войне какая надобность была посылать под огонь молодых, мало приспособленных к своеобразию боевой жизни девчат? Какая от них была польза? Разве что в скрашивании досуга и быта старших командиров и политработников, временно лишившихся жен и тыловых подруг. По дороге на фронт многие из них оседали в штабах и тыловых учреждениях в качестве секретарш, медсестер, связисток, под которых обычно маскировали тех, кто на солдатском языке игриво именовался ППЖ. Те же из них, кто добирался до полков и батальонов, не вызывали к себе серьезного отношения - на чисто мужской работе, какой является война, среди мужских масс они сразу обнаруживали всю свою бесполезность. Даже девчата такой категории, как снайперы, что в минуты затишья между боями выдвигались на нейтральную полосу, в непосредственную близость к противнику. Принято было считать, что каждый снайперский выстрел - это убитый немец, на деле же все обстояло иначе. Ведя огонь, пролежать подносом у противника можно было лишь считанные минуты, и каждый девчачий выстрел - не обязательно попадание в цель. Но когда на фронте не велось активных боевых действий, снайперская активность была единственным показателем боевой активности, и командиры не скупились на цифры в отчетности.
На периоды фронтового затишья приходилась особенная активность политорганов. Именно тогда в окопах появлялись малознакомые, чисто выбритые, в скрипящих портупеях полковники, то и дело затевавшие с бойцами теплые, душевные разговоры. "Ну, как дела? Как кормят? Получаете ли письма из дому?" Им отвечали хмуро и сухо - вежливых офицеров не уважали и не боялись, не то что крикливых матерщинников-командиров; молча, без вопросов слушали их торопливый рассказ о международном положении и задачах наших войск, поставленных в приказе товарища Сталина. Потом, после их отбытия, в роты и на батареи приходили политработники рангом пониже и, отозвав кое-кого в сторонку, предлагали вступить в партию. Отказываться было не принято, да и ни к чему: какая разница бойцу, как погибать - беспартийным или членом ВКП(б). Собравшись где-то за пригорком на партсобрание, единодушно голосовали и спустя неделю выдавали кандидатскую карточку. Партийность, конечно, мало что меняла в положении бойца - если задерживался в строю, присваивали звание младшего сержанта, да перед наступлением давали задание прокричать в цепи: "За Родину, за Сталина!"
На деле, может быть, кричали, а может, и нет. Легенда об этом боевом кличе имеет во многом пропагандистское происхождение и дошла до нас со страниц военной печати. В неумолчном грохоте боя, среди взрывов и пулеметно-автоматной трескотни трудно было расслышать собственный голос, не то что чей-то нелепый, мало соответствующий обстановке призывный клич. Не слыхать было даже "ура", когда его действительно кричали в определенные моменты боя. После какой-либо неудачи, когда начинался "разбор полетов" и поиск виновников, политработники обычно спрашивали у подопечных: почему не было призывных криков? Им возражали: "Да кричали, ей-богу! Разве не слышали?" Наверно, не слышали, потому что сзади не слышно. И далеко не все видно.
Чем дальше от фронта, тем выше чины командиров и тем больше у них власти. За пятнадцать-двадцать километров от передовой все тыловые населенные пункты, леса и овражки были забиты войсковыми штабами, частями и учреждениями с десятками и сотнями старших офицеров, которые что-то делали - писали, совещались, требовали огромного количества транспорта и средств связи. А в то же время на передовой под огнем ворошилась, изображая наступление, горстка уставших, измотанных восемнадцатилетних юнцов, управляемых взводными и ротными - такими же восемнадцати- и двадцатилетними лейтенантами. От их способностей, патриотизма и самоотверженности и зависел успех или неуспех боя и в конечном счете - военная карьера тех, кто оставался в тылу. Особенно в дальнем тылу. Генералы и старшие офицеры, как это и заведено во всякой армии, все же управляли не войсками, а стоящими на ступеньку ниже генералами и офицерами - так было сподручнее во всех отношениях. Наиболее честные и умные делали это так, что, вполне удовлетворяя высшее командование, старались не очень притеснять подчиненных, что позволяло им поддерживать репутацию справедливых начальников. Но такая манера поведения вовсе не являлась правилом, а скорее исключением из правил. Правилом же была полная покорность перед старшими и беспощадная жесткость - по отношению к подчиненным; на этом в войну преуспели многие. Именно степень требовательности, а не что-либо другое, определяла карьеру самых выдающихся полководцев сталинской школы. Помнится, после войны судили офицера - вполне заслуженного, вся грудь в наградах, боевого полковника, командира гвардейского стрелкового полка. Этот офицер воевал под чужим именем, по документам настоящего, погибшего командира полка, у которого служил ординарцем. На суде ему был задан вопрос:
"Как же вы, не имея военного образования, будучи только сержантом, решились на такой подлог, взяли на себя ответственность за судьбы сотен людей? Как вы ими командовали?" На что бывший сержант отвечал с обескураживающей логикой:
"Очень просто! Получив свыше приказ, вызываю командиров батальонов и так накручиваю им хвосты, что бросаются исполнять, как угорелые". Наверно, неплохо "накручивал хвосты", если получил за войну к двум незаконно присвоенным еще четыре вполне заслуженных ордена. Действительно, усвоил сталинскую науку побеждать.
Существует распространенный миф о том, что неудачи первого периода войны вызваны, кроме прочего, репрессиями среди высшего комсостава Красной Армии, имевшими место накануне войны. Разумеется, репрессии явились злом во всех отношениях. Но ведь репрессировали не всех, самые опытные все же остались и возглавляли армию. И первые же месяцы войны показали полную неспособность прежнего командования противостоять высокооснащенной европейской армии, какой являлся вермахт. Очень скоро на полководческие должности по праву выдвинулись другие командиры, недавно еще занимавшие небольшие и средние должности в полках, бригадах, дивизиях. Именно они скорее своих начальников научились воевать в новых условиях, и, как ни странно, именно на их опыте кое-чему научился и Сталин. Может быть, впервые в советской действительности идеологические установки были отодвинуты в сторону и, в некоторых военных вопросах возобладал голос рассудка. Одним из вполне здравых актов Верховного было упразднение всевластного института военных комиссаров, этого совершенно излишнего, дублирующего командирского звена в армии. Отчасти Сталина вынудили так поступить отношения с союзниками (ликвидация Коминтерна), отчасти - огромный дефицит командирских кадров, создавшийся после катастрофических неудач начального периода войны. Почти при всех учебных военных заведениях была организована краткосрочная переподготовка политработников на строевых командиров. Но, очевидно, перековать вчерашних комиссаров на строевиков было не во власти даже самого Сталина, и определенная часть их была оставлена в качестве замполитов. Должность, кстати сказать, в боевых условиях также совершенно никчемная, кое-как терпимая в пехоте, но довольно абсурдная в иных, специальных родах войск, где, кроме умения проводить политинформации и выпускать "боевые листки", требовались еще и специальные навыки и знания, о которых замполиты не имели ни малейшего представления.
К середине войны воевать, в общем, научились, научились также ловчить, водить за нос начальство. Очевидно, без того и другого прожить на войне оказалось невозможным. Запомнился случай при наступлении, когда мой орудийный расчет оказался рядом с воронкой командира батальона капитана Андреева. Этот невидный, штатской внешности комбат на войне звезд с неба не хватал, хотя воевал не хуже других. Сидя в воронке с ординарцами и связистами, он руководил боем за недалекое село. Командир полка непрестанно требовал по телефону доклады о продвижении батальона, и Андреев, потягивая из фляги, то и дело бодро ответствовал: "Продвигаюсь успешно... Пытаюсь зацепиться за северную окраину... Уже зацепился... Сбиваю боевое охранение". Его роты при этом спокойно лежали себе впереди в голом поле, под редким минометным огнем из села, и я думал: как же он оправдается, когда вдруг сюда нагрянет командир полка? Но, видно, комбат лучше меня знал повадки комполка и мало опасался его дневного визита. А к вечеру где-то продвинулись соседние батальоны, и немцы оставили северную оконечность села, которую не промедлил занять батальон Андреева. Когда стемнело, комбат встретил там командира полка и доложил ему об удачной атаке, которой не было и в помине. Командир полка, кажется, остался доволен. Наверное, - я так думаю, - он сам схожим образом докладывал выше, в дивизию, а те - в корпус. Таков был негласный порядок, который устраивал всех. В общем, это было честнее и разумнее, чем по безмозглой команде атаковать превосходящего противника, устилая трупами поле. В моральном отношении поступок комбата, разумеется, выглядел небезгрешным, но в военных условиях было не до морали. Затеянная в высших штабах наступательная операция нередко привязывалась к конкретным срокам (годовщине Октября, дню Красной Армии, дню рождения Сталина, другим неотложным датам), и большую часть времени, отпущенного на ее подготовку, тратили те, кто ее разрабатывал. Несравненно меньшая часть оставалась для исполнителей. Батальону Андреева перепала одна ночь, да и та была занята передислокацией, так что комбат лишь за час до атаки получил возможность взглянуть на поле боя, где ему предстояло победить или умереть. Да еще без поддержки танков, с жидким артиллерийским обеспечением...
Конечно, проделки такого рода были небезопасны. Хотя в боевой обстановке многое сходило с рук: те, кого следовало опасаться, не очень стремились появляться на передовой. Но в случае отвода в тыл, во второй эшелон или на переформировку о многом становилось известно, утаить что-либо крамольное было практически невозможно. Сразу же в подразделениях начинались ночные контакты с "кумом" - уполномоченным особого отдела (впоследствии контрразведки "Смерш"), в результате которых командованию становилось известно все о подробностях последних боев, о командирских ухищрениях. Уполномоченные "Смерша" сосредотачивали в своих руках мощную незримую власть, от их расположения зависела судьба и служебная карьера командиров. Те из них, кто в свое время не избежал плена (хотя бы кратковременного) или окружения, из которого вырвался с оружием в руках, были под особым наблюдением органов. Обычно такие люди вынуждены были вести себя тише воды, ниже травы, во всем угождая не только начальникам, но и своим подчиненным. В противном случае они рисковали лишиться погон, угодить в штрафбат, откуда только недавно вышли по отбытии срока или после ранения. Другой категорией повышенного риска среди офицеров были, наоборот, раскованные, лихие вояки, позволявшие себе при вольных разговорах, особенно за чаркой, нестандартные высказывания о довоенной жизни, немецкой тактике или о действиях НКВД. В скором времени такой человек исчезал навсегда.
Немалый урон офицерскому составу нанес пресловутый приказ Главнокомандующего номер 227, известный в войсках под девизом "ни шагу назад!". Летом 1942 года, стремясь убедить себя и верховное командование в недопустимости дальнейшего отступления, Сталин всю строгость исполнения данного императива возложил на воюющих командиров среднего и низшего звена, которые отступали, разве что лишившись возможности обороняться. И многие поплатились за это жизнью. С первых же дней появления приказа начался усиленный поиск тех, кто отступал без приказа. Ими оказывались некий командир полка, которому с запозданием передали приказ оборонять определенный рубеж; командир батальона, не успевший за короткую летнюю ночь выдвинуться на намеченные позиции и утром подвергшийся разгромному удару немецкой авиации; младший лейтенант, командир минометной роты, заплутавший в безлюдной степи. Трибуналы в те дни работали с полной нагрузкой. Из высших штабов непрерывно запрашивали о количестве расстрелянных за сутки, за неделю и декаду, отдельно по категориям - старших и младших офицеров, коммунистов и беспартийных, по соцпроисхождению и национальному составу. Такого рода показатели являлись основанием для награждения в карательных органах всех видов. Теперь для непосвященных эти награжденные - герои наравне с прочими несомненными героями, и мало кто догадывается, каким образом заслужены их награды. Особенно прикрытые распространенной ныне мифологемой о прохождении всей войны - "от звонка до звонка". В "Смерше" или в трибунале, разумеется, можно было пройти и не одну войну. А вот в пехоте...
Кому не известно, что жизнь бойца в пехоте была самой короткой. Неделю в наступлении, месяц в обороне - максимальный срок для солдата стрелкового батальона, за которым следовал "земотдел или здравотдел", как невесело острили пехотинцы. Иной исход был крайне маловероятен. И если были и другие рода войск, которым также немало доставалось на войне (например, танковые и саперные войска, истребительная и штурмовая авиация), то их деятельность хотя бы достойно оценивалась. Главной, если не единственной такой оценкой со стороны государства было награждение. Иерархия наград, как и процедура награждений, определялась не столько в законодательном порядке, сколько негласно сложившейся традицией. Никто из подчиненных не мог быть награжден прежде своего командира, ни один начальник не стремился наградить подчиненного, если не был награжден сам. Ордена по обыкновению распределялись вовсе не по заслугам, как об этом принято думать, а в зависимости от должности. Ордена Красной Звезды обычно удостаивался командир взвода, Отечественной войны второй степени - командир роты; первую степень получал командир батальона, который к концу войны нередко заслуживал также орден Красного Знамени - самую, кстати, уважаемую из военных наград. Но в общем это был орден для командиров и политработников дивизионного звена и выше. Для генералитета существовали многие полководческие ордена.
Странная метаморфоза произошла с орденом Славы, учрежденным в середине войны для награждения исключительно солдат и сержантов действующей армии и ценившимся на войне никак не выше популярной медали "За отвагу". В шестидесятых годах по инициативе Константина Симонова, снявшего документальный фильм о кавалерах этого ордена, последний странным образом оказался приравненным к Золотой Звезде Героя, и в данном статуте остается и поныне. В предперестроечные годы цена наград резко упала; пожалуй, не осталось взрослого гражданина, не награжденного хотя бы одним орденом - за ратный подвиг или за труд.
И не только каким-нибудь свежеучрежденным орденом "Трудовой славы", но и вполне полководческим "орденом Ленина" - пожалуй, самой высокой из существовавших наград. Старательная доярка в передовом колхозе имела этих орденов побольше, чем прославленный на войне маршал: маловразумительный статут этого ордена позволял награждать им всех - от кухарки до маршала и министра. Только солдату на фронте он был недоступен; его фронтовая цена оказывалась столь высока, что у солдата не хватало никакой крови его заслужить. Вопреки распространенному мнению на войне вообще награждали не густо. Для многих из солдат, окончивших войну, победная медалька оказалась единственной ратной наградой, все последующие - юбилейного происхождения. В годы войны за каждый из орденов полагалась небольшая денежная выплата (на табачок!), которая - разумеется, "по ходатайству трудящихся" - вскоре после победы была отменена.
Война закончилась давно, за полвека выросли и возмужали новые поколения. Прискорбно, однако, что человеческая память о ней не только сокращается в своих возможностях - подменяется как бы антипамятью, активно замещается в сознании пропагандистскими стереотипами. Да, мы победили коварнейшего врага - немецкий фашизм, но имеем ли мы право забывать о цене нашей победы? Каковы истинные цели ее - только ли разгром немецкого фашизма? Что мы принесли на своих штыках освобожденным народам Европы? Насколько осчастливили поляков, чехов, словаков, венгров, румын, болгар и югославов? Спустя полвека после нашей победы правомерно задать себе элементарный вопрос: что мы имеем от той нашей победы? Вот немцы, например, не победили, не победили также итальянцы и японцы - более того, претерпели оглушительные национальные катастрофы. Но из тех катастроф они извлекли определенные уроки и в результате так благоустроили собственную жизнь, как нам не благоустроить ее никогда. Значит, так ли однозначна для нас наша историческая победа? Может, кроется в ней что-то еще, более для нас важное? Или это Всевышний так своеобразно распределил свою божескую милость: кому пустозвонство ликующей победы, а кому комфортная человеческая жизнь. Чтобы всем по справедливости - как того и требует милый для многих наших сердец социалистический принцип распределения земного счастья.
Чем больше времени проходит с памятного мая 1945 года, тем больше вопросов выдвигает прошедшая война. Обесцениваются многие из, казалось бы, безусловных ценностей, возникают новые. Поколениям помоложе кажется, что для них наступило новое время, не связанное с проклятым прошлым, ставшим заслуженной участью их отцов и дедов. Но поостережемся с выводами. Все-таки многое в мире связано прочной бечевой, и, не распутав ее крепкие узлы, не очень-то продвинешься в счастливое будущее. Хотя история, как известно, ничему не учит, но и учиться у себя никому не воспрещает. Тому, конечно, кто хочет чему-нибудь научиться. Для прочих она - штука никчемная. В том числе и история прошлой большой и кровавой войны.
Война всегда начинается внезапно, хотя спустя поколение для историков она покажется неизбежной. В 1941 году началась самая страшная, самая близкая, самая дорогая — Великая Отечественная. Говорят, без огромных потерь нацистов было не остановить…
В Берлинской операции, в 1945 году, были задействовано свыше 2,5 миллионов солдат и офицеров, 6250 танков и самоходных орудий, 7500 самолетов. Потери оказались огромными: за сутки Красная Армия теряла, по официальным данным, более 15 тысяч солдат и офицеров. Всего советские войска в Берлинской операции потеряли 352 тысяч человек, в том числе 78 тысяч человек погибшими.
Водружение флага над Рейхстагом
В ходе операции широко использовались танки в городе. В подобных условиях они не могли применить широкий маневр и становились удобной мишенью для противотанковых средств немцев. Это также привело к высоким потерям: за две недели боев Красная Армия потеряла треть участвовавших в Берлинской операции танков и САУ, что составило 1997 единиц. Также было потеряно 2108 орудий и минометов и 917 боевых самолетов. В результате советские войска полностью разгромили 70 пехотных, 12 танковых и 11 моторизованных дивизий противника, взяли в плен около 480 тысяч человек.
Акт о капитуляции был подписан по центрально европейскому времени 8 мая 1945 года в 22 часа 43 минуты. Когда в Москве с ее двух часовой разницей во времени, уже наступило 9 мая.
9 мая 1945 года на Центральный аэродром имени Фрунзе приземлился самолет «Ли-2» с экипажем А. И. Семенкова, доставивший в Москву акт о капитуляции фашистской Германии. А 24 июня на Красной площади состоялся Парад Победы. Командовал парадом Рокоссовский, принимал парад — Жуков.
Маршал СССР Жуков и Рокоссовский на Параде Победы в Москве
На параде торжественным маршем прошли сводные полки фронтов в таком порядке: Карельского, Ленинградского, 1-го Прибалтийского, 3-го, 2-го и 1-го Белорусских, 1-го, 4-го, 2-го и 3-го Украинских, сводный полк Военно-Морского Флота. В составе полка 1-го Белорусского фронта особой колонной прошли представители Войска Польского. Впереди сводных полков фронтов шли командующие фронтами и армиями, Герои Советского Союза несли знамена прославленных частей и соединений. Парад завершился маршем 200 знаменосцев, бросавших знамена побежденных немецких войск на помост у подножия Мавзолея.
День Победы Советского Союза над фашистской Германией в Великой Отечественной войне был и остается одним из самых почитаемых праздников в странах бывшего Советского Союза.
На протяжении десятилетий День Победы 9 Мая оставался самым трогательным, самым душевным праздником страны. Никакие другие праздники не смогут сравниться с ним.
Ветеран в орденах, ведущий за руку внука, - символ силы Отечества, прочной связи поколений. Именно 9 Мая мы как-то особенно сильно чувствуем гордость за свою историю и хотим верить, что преодолеем все беды. Ведь у нашей страны великая история и великие победы.
Но 9 Мая - это не только праздник России и бывших советских республик. Вспомним празднование 60-летия Победы в Москве 9 мая 2005 года. В Москву приехали ветераны второй мировой из многих стран и лидеры ведущих государств мира. Они стояли на Красной площади и аплодировали Великой Победе. Нашей Победе. Аплодировали и американский президент, и европейские лидеры.
Во многих бывших союзных республиках и странах «восточного блока» идет, по сути, целенаправленная политика по фальсификации истории, по принижению и даже очернению подвига советского солдата, освободившего мир от фашизма.
9 Мая - День Победы - святой для каждого из нас праздник и мы, сегодняшние граждане страны, обязаны передать память о Победе, сами традиции празднования Дня Победы в будущее.
Стихи Эдуарда Асадова
***
День Победы. И на огнях салюта
Будто гром: - Запомните навек,
Что на сраженьях каждую минуту,
Да, буквально каждую минуту
Погибало десять человек!
***
Как понять и как осмыслить это:
Десять крепких, бодрых, молодых,
Полных веры, радости и света
И живых, отчаянно живых!
***
У любого где-то дом иль хата,
Где-то сад, река, знакомый смех,
Мать, жена... А если неженатый,
То девчонка - лучшая из всех.
***
На восьми фронтах моей отчизны
Уносил войны водоворот
Каждую минуту десять жизней,
Значит, каждый час уже шестьсот!..
***
И вот так четыре горьких года,
День за днем - невероятный счет!
Ради нашей чести и свободы
Все сумел и одолел потоп.
***
Мир пришел как дождь, как чудеса,
Яркой синью душу опаля...
В вешний вечер, на птичьи голоса,
Облаков вздымая паруса,
Как корабль плывет моя Земля.
***
И завтра мне обратиться хочется
К каждому, кто молод и горяч,
Кто б ты ни был: летчик или врач.
Педагог, студент или сверловщица...
***
Да, прекрасно думать о судьбе
Очень яркой, честной и красивой.
Но всегда ли мы к самим всем
Подлинно строги и справедливы?
***
Ведь, кружась меж планов и идей,
Мы нередко, честно говоря,
Тратим время попросту зазря
На десятки всяких мелочей.
***
На тряпье, на пустенькие книжки,
На раздоры, везде не прав никто,
На танцульки, выпивки, страстишки,
Господи, да мало ли на что!
***
И неплохо б каждому из нас,
А ведь есть душа, наверно, на каждом,
Вспомнить вдруг о чем-то очень важном,
Самом нужном, может быть, завтра.
***
И, сметя все мелкое, пустое,
Скинув скуку, черствость или лень,
Вспомнить вдруг о том, какой ценою
Куплен был наш каждый мирный день!
***
И, судьбу замешивая круто,
Чтоб любить, сражаться и мечтать,
Чем была оплачена минута,
Каждая-прекаждая минута,
Смеем ли мы вот это забывать?!
***
И, шагая за высокой новью,
Помните о том, что всякий час
Вечно смотрят с верой и любовью
Вслед вам те, кто жил во голос вас!
***
С праздником!
Поверить было страшно, страшно, страшно,
Погибли там отец его и брат.
Рыдала мать, но был теперь он старшим,
И знали все, что нет пути назад.
Так шли навстречу верной смерти,
Родную землю грудью защищать
Страны советской преданные дети,
Которых дома баловала мать.
Безусых мальчиков и глупеньких девчонок
Война взрослеть заставила в пути,
И всё узнать, поверьте, не дано нам,
Что им тогда пришлось перенести.
Лишь только почему-то перед смертью
Им, выжившим в том адовом котле,
Хотелось рассказать ещё нам - детям,
Как хорошо живётся нынче на земле.
Как важно помнить, что мы все в ответе
За этот мир, вручённый ими нам,
Чтоб жили мы и жили наши дети
В стране, идущей к лучшим временам.
Наш День Победы - это наша гордость
За нашу землю, славный наш народ,
В нём наша память, сила, стойкость -
Всё то, что время в душах не сотрёт.
Двадцать второго июня
Ровно в четыре часа
Киев бомбили, нам объявили,
Что началася война...
"ВСТАВАЙ СТРАНА ОГРОМНАЯ"...
Музыка: А.Александров Слова: В.Лебедев-Кумач 1941 г.
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой.
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идет война народная,
Священная война!
Как два различных полюса,
Во всем враждебны мы.
За свет и мир мы боремся,
Они — за царство тьмы.
Дадим отпор душителям
Всех пламенных идей,
Насильникам, грабителям,
Мучителям людей!
Не смеют крылья черные
Над Родиной летать,
Поля ее просторные
Не смеет враг топтать!
Гнилой фашистской нечисти
Загоним пулю в лоб,
Отребью человечества
Сколотим крепкий гроб!
Встает страна огромная,
Встает на смертный бой
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой!
День победы,салют в честь дня победы а также парад
Решение о проведении Парада Победы было принято И.В.Сталиным уже 13 мая 1945 года, в день пленения последнего регулярного подразделения немецко-фашистских войск.
«В ознаменование победы над Германией в Великой Отечественной войне назначаю 24 июня 1945 года в Москве на Красной площади парад войск Действующей армии, Военно-Морского Флота и Московского гарнизона — Парад Победы.
На парад вывести: сводные полки фронтов, сводный полк наркомата обороны, сводный полк Военно-морского Флота, военные академии, военные училища и войска Московского гарнизона.
Парад Победы принять моему заместителю Маршалу Советского Союза Жукову.
Командовать Парадом Победы Маршалу Советского Союза Рокоссовскому.
Общее руководство по организации парада возлагаю на командующего войсками Московского военного округа и начальника гарнизона города Москвы генерал-полковника Артемьева.»
Верховный Главнокомандующий,
Маршал Советского Союза
И. Сталин
Сталин наблюдал за парадом с трибуны в окружении Молотова, Будённого, Калинина, Ворошилова и других членов Политбюро.
Опираясь на мемуары сына Сталина, Василия, следует заметить, что «отец народов» должен был принимать парад лично, но утратив навыки верховой езды и совершая тренировочный выезд, он упал с лошади, серьёзно пострадав. Именно поэтому парад принимал Г.К.Жуков.
Командовал Парадом Победы К.К. Рокоссовский. Начальник Главного оперативного управления Генерального штаба, генерал-полковник Штеменко С.М. и начальник Генерального штаба генерал армии Антонов А.И. были самыми активными участниками организации парада.
Передовые знамёнщики несли 36 знамён принадлежавших тем частям, чьи заслуги в боях выделялись особой отвагой и мужеством.
Оркестр насчитывал более 1400 музыкантов, а общее количество основных сводных полков включало в себя до 22 000 военнослужащих.
Вслед за сводными полками прошла колонна советских солдат, нёсших опущенные стяги разгромленных немецких войсковых соединений. В первую очередь, к подножию Мавзолея, был брошен личный штандарт Гитлера, и вслед за ним более 200 флагов принадлежавших нацистам.
Погода не позволила участникам парада полностью закончить задуманное шествие. Лил сильный дождь, и по приказу Сталина была отменена воздушная часть парада, а так же проход по Красной площади групп советских трудящихся.
ПОБЕДА.
Был сломан хребет фашистского зверя и советские войска взяли Берлин, водрузили знамя Победы над рейхстагом. Парад Победы этого года ожидается очень необычным с участием войск стран коалиции против фашизма, где были и Великобритания, и США, и СССР (Россия теперь, как преемник Союза). Живых участников войны, тех кто сражался в бою, осталось очень мало, им всем уже за 80 лет, все они будут приглашены к участию в параде Победы в своих регионах, самые знаменитые – на Красную площадь, те, кто участвовал в параде 1945 года, те кто « в атаку поднимался, как один, кто брал Берлин».
После Победы в мае 1945 не для всех солдат война кончилась. Шли эшелоны с пьяными от счастья и трофейного спирта победителями. Играла музыка для них на перронах, лихо танцевали они на платформах станций. Но были и другие эшелоны, от самой Германии, через весь Советский Союз на Дальний Восток, ехали ветераны Великой Отечественной, звеня орденами и медалями, ехали иной раз рядом с родным домом, где не были годами и не могли зайти хоть на минуточку, обнять своих родных. Многие из них полегли потом в песках Гоби и на горном Хингане, но умерли уже познав вкус Победы! А те, кто оставался в строю рвали зубами японских фашистов, за себя и погибших товарищей. Остановить их было невозможно. Те, кто потом вернулся из этих боев были уже дважды победителями. Для них сентябрь 1945 года стал победным вдвое!
С наступающим Вас Великим Праздником дорогие коллеги!
Спасибо Валентин Львович за поздравление и замечательное оформление страницы!
Не позволим мерзавцам опорочить славный подвиг народов России.С уважением Nicolas
Первый Парад Победы.
.
Здесь интересные факты про празднование этого Дня в послевоенные годы , про медаль "За Будапешт" :
http://www.svobodanews.ru/content/article/24095668.html
Взятие высоты советскими солдатами. Архивное фото
Андрей Шарый
Эксперты РС рассуждают, почему Сталин не любил день победы над Германией, а песню "Враги сожгли родную хату" стали широко исполнять только после XX съезда КПСС.
В 1945 году Михаил Исаковский написал стихотворение "Враги сожгли родную хату", опубликованное летом 1946 года в журнале "Знамя" и положенное композитором Матвеем Блантером на музыку. Исаковский написал много известных песен о войне, в их числе - "Катюша" и "В лесу прифронтовом", однако только у истории о плачущем у могилы жены солдате оказалась сложная судьба.
"Враги сожгли родную хату,
Сгубили всю его семью.
Куда ж теперь идти солдату,
Кому нести печаль свою?
Пошел солдат в глубоком горе
На перекресток двух дорог,
Нашел солдат в широком поле
Травой заросший бугорок".
Анализ песни Михаила Исаковского "Враги сожгли родную хату"
Коллизия этой песни повторяет сюжет народных солдатских песен, распространенных в России еще в XIX веке, например, такой: "Отслужил солдат службу долгую/Службу трудную, службу ратную".
Песню "Враги сожгли родную хату" (самый известный исполнитель этой песни - Марк Бернес) комментирует эксперт Республиканского центра русского фольклора Варвара Добровольская:
- Во-первых, Исаковский использует общий, так скажем, мотив солдатской песни - возвращение солдата домой, где его никто не ждет. Никто солдата не приветил. С другой стороны, в этой песне есть много мелких отдельных мотивов, не связанных с солдатским фольклором, как таковым, а таких общих фольклорных. Мотив гробового камня, одиночества, с которым солдат сталкивается. "Нашел солдат в широком поле//Травой заросший бугорок" - одинокую могилу. Солдат разговаривает на этой могиле с теми, кто ему был дорог. Этот мотив разговора с мертвецам переориентирован - обычно не с умершей женой, а наоборот, с умершим мужем говорят. Далее - мотив причитания. Обычно мужских причитаний нет, но здесь этот мотив эффективно используется. Кроме этого, есть в этой песне довольно много стереотипов, которые непосредственно к фольклору не имеют отношения, но они очень органичны для традиционной культуры и являются знаковыми элементами, традицией.
"Стоит солдат - и словно комья
Застряли в горле у него.
Сказал солдат: "Встречай, Прасковья,
Героя-мужа своего.
Готовь для гостя угощенье,
Накрой в избе широкий стол, -
Свой день, свой праздник возвращенья
К тебе я праздновать пришел..."
Никто солдату не ответил,
Никто его не повстречал,
И только теплый летний ветер
Траву могильную качал.
Вздохнул солдат, ремень поправил,
Раскрыл мешок походный свой,
Бутылку горькую поставил
На серый камень гробовой".
- Эта песня не поется на застольях, тем более – ее не поют на гуляньях, и не пели никогда, - продолжает Варвара Добровольская. - Она скорее относится к категории бардовской песни, это скорее удачная стилизация под балладу, песня авторская. С моей точки зрения, эта песня стоит в одном ряду с бардовской лирикой. Она использует фольклорные мотивы, а для массового сознания все, что написано в стихах - это лирика. Раз это лирика – значит, это рефлексия, и не особо сюжетная. А в данном случае мы имеем дело с эпикой, это эпическое произведение. Это очень близко к балладе, к сюжетному произведению, есть ведь огромное количество баллад с трагическим финалом - и новых баллад, и старых баллад, они очень характерны для русского фольклора. И жестокие романсы, которые к этому примыкают - это все типично для фольклора.
"Не осуждай меня, Прасковья,
Что я пришел к тебе такой:
Хотел я выпить за здоровье,
А должен пить за упокой.
Сойдутся вновь друзья, подружки,
Но не сойтись вовеки нам..."
И пил солдат из медной кружки
Вино с печалью пополам.
Он пил - солдат, слуга народа,
И с болью в сердце говорил:
"Я шел к тебе четыре года,
Я три державы покорил..."
Хмелел солдат, слеза катилась,
Слеза несбывшихся надежд,
И на груди его светилась
Медаль за город Будапешт".
- Очень важен стереотип с медалью за город Будпапешт, - продолжает эксперт Центра русского фольклора. - Сражений в Великой Отечественной войне было немало. Будапештская операция хоть и была одной из наиболее кровавых, тем не менее не являлась знаковой операцией для официальной истории. Будапештская операция в определенной степени - знак абсолютной бессмысленности войны: накануне Победы надо было бросить огромное количество людей, чтобы они там погибли! Потом этот стереотип очень активно использовался советской литературой. Вот книги и фильм "Тени исчезают в полдень", где обсуждается строительство моста. Встает одна из колхозниц и говорит: "Вот вам хорошо говорить, а нам тяжело, потому что я рощу четверых, а наш папка погиб под Будапештом". Трагедия войны в этом слове "Будапешт" является очень большим классическим знаком. Ведь песня Исаковского не восхваляет солдата-победителя, а показывает трагедию войны, что совершенно не вписывалось в рамки советской идеологии. Что это такое - "Хмелел солдат, слеза катилась,//Слеза несбывшихся надежд"? Каких таких надежд? Чего у него там не сбылось? Советская страна победила в войне, а он тут сидит и плачет о чем-то, - говорит Варвара Добровольская.
Взятие советскими войсками Будапешта зимой 1944-45 годов оказалось одной из самых кровавых операций в истории Второй мировой войны. Иосиф Сталин распорядился взять город к 7 ноября, невзирая на потери, однако сопротивление немецких и венгерских войск соединения под командованием маршалов Родиона Малиновского и Федора Толбухина смогли подавить только через три месяца. Город был сильно разрушен, погибли и были ранены 320 тысяч советских солдат и офицеров, 360 тысяч получили в награду медаль "За взятие Будапешта". Противник потерял убитыми около 100 тысяч человек.
Стихотворение Исаковского после публикации раскритиковала "за распространение пессимистических настроений" газета ЦК ВКП(б) "Культура и жизнь". Песню стали широко исполнять только после XX съезда КПСС и разоблачения культа личности Сталина. Исаковский, кстати, был вполне лояльным советскому руководству поэтом - в тот же год, что и "Враги сожгли родную хату" он сочинил "Слово товарищу Сталину" с такими известными строками "Мы так Вам верили, товарищ Сталин/Как, может быть, не верили себе".
Вскоре после окончания Второй мировой войны – в конце 1945года – советский власти приступили к демобилизации огромной многомиллионной армии. Демобилизационные мероприятия, организованные по сложным, иногда – связанным с политикой, принципам, растянулись на много лет. После их завершения численность Советской Армии сократилась в четыре раза, но День Победы она в ту пору не праздновала. Говорит историк Второй мировой войны Борис Соколов:
- Конечно, это было крупное ооганизационное мероприятие, потому что численность армии была более 11 миллионов человек, а с раненными, лечившимся в госпиталях, и больными – где-то больше 12 миллионов. к моменту окончания боевых действий в Европе. Но процесс этот был очень растянут, то есть полная демобилизация завершилась только в начале 1950-х годов. С 1945 до примерно 1952 года армия сократилась на 8 миллионов человек, где-то 2,5-2,8 миллионов человек осталось.
- Каковы были порядок и принципы демобилизации?
- Прежде всего, демобилизовывали старшие возраста, естественно. Вообще, у нас воевали люди просто очень пожилые. Были даже 60-летние, 70-летние. Я в списках погибших нашел одного человека, который погиб, - скорее всего, умер от болезни - в возрасте 80 лет в 1941 году, будучи сержантом. Конечно, к 1945 году таких солдат мало осталось, но все-таки. В первую очередь еще демобилизовывались в какой-то мере неблагонадежные нации – это прибалты, выходцы из Западной Украины. Иногда даже формировали типа строительных батальонов, а потом посылали этих людей, например, на урановые объекты, связанные с ядерным проектом. Если говорить об офицерах, то демобилизовывали, более легко тех офицеров, которые не были членами партии.
- В массовом порядке армия после войны и в первые послевоенные годы армия использовалась для восстановительных работ?
- Нет, армия все-таки по тому принципу трудовых армий, как в гражданскую войну (принцип Троцкого был – трудовая армия), в таких масштабах не использовалась. Была все-таки масса другой рабочей силы – военнопленные, всякие пособники фашистов, которые находились в лагерях.
- Вот солдат вернулся с фронта, что с ним дальше происходило? : Какие-то льготы для ветеранов, для демобилизовавшихся воинов были в первые годы после войны?
- Он становился на учет в военкомате по месту жительства, и все - получал гражданский документ. По-моему, при Сталине никаких особых льгот не было. Были определенные выплаты за награды, инвалиды получали за ранения. Если ранение вело к инвалидности, они получали какие-то пенсии, но грошовые, на которые определенно нельзя было прожить.
- Проблема трудоустройства стояла тогда?
- Безработицы тогда все-таки не было. С одной стороны, конечно, экономика была разрушена войной. Но, с другой стороны, погибли десятки миллионов мужчин, особой конкуренции на рынке труда не возникало. Тем более что в советских условиях такой конкуренции вообще не могло быть. Так что демобизовавшиеся, конечно, находили работу и в колхозах, и в городах. Причем не только на уровне что-то там таскать и строить, но и на каком-то более сложном – запускать станки, налаживать производство.
- Какой-то службы психологической реабилитации вернувшихся с фронта не было, конечно, в то время?
- Тогда этого не было в принципе, об этом вообще не задумывались. Был, кстати, некоторый всплеск бандитизма в стране в 1945-46 годах. Помимо тех районов, где шла политическая борьба (западные районы Украины, Прибалтика), был еще всплеск бандитизма в центральных районах, в Сибири. Какая-то часть военнослужащих возвращалась с оружием с фронта - разного рода неучтенное оружие, несданное, оставшееся на местах боев. В общем, за счет этого произошел некоторый всплеск бандитизма.
- Почему в сталинское время День Победы не был объявлен праздником?
- А потому что Сталин одержал не столь полную победу, на которую он рассчитывал. Победа далась такой ценой, что больше воевать Советский Союз уже не мог. Поэтому Сталин как-то не очень любил праздновать этот праздник. Выходным днем был объявлен День Победы над Японией. Эту победу Сталин считал более полной: там в ходе короткой кампании без больших потерь была разгромлена Квантунская армия. Другое дело, что Квантунская армия к тому времени на ладан дышала. Там уже почти не было боеспособных частей, все сражались с американцами. В 1946 году отмечался этот праздник. Но потом от этого отказались: в Кремле поняли, что для народа война над Японией мало что значит. Она в народной памяти никак не отложилась.
- А когда возникла традиция военных парадов на Красной площади?
- В 1965 году, уже при Брежневе. В хрущевское время День Победы не был красным днем календаря, был просто одной из памятных дат. Брежнев сам участвовал в войне – все-таки был генералом, пусть и политическим. Поэтому он хотел как-то культ победы выработать. Тем более что уже прошло 20 лет, многие ветераны умерли, меньше обращали внимания на катастрофу 1941 года, больше говорили о победах 1944-1945 годов.
- И первая юбилейная медаль для военнослужащих и ветеранов войны отчеканена за 20-летие Победы, да?
- Да, за 20-летние Победы. Больше того, в 1955 году был первый круглый юбилей Победы – 10 лет, но он отмечался очень скромно. В тот момент было такое время перехода, когда наследники Сталина окончательно не разобрались, кто из них главный, и в общем-то как-то День Победы в тот момент особо не праздновали.
Москва — Около 20 тысяч солдат, моряков, летчиков и кадетов замерли на Красной площади в понедельник утром в ожидании того, как стрелки кремлевских часов покажут 10, когда по громкоговорителю величественный голос объявил: «Празднование 66-ой годовщины победы Советского Союза над фашистской Германией начинается». Старинный черный лимузин провез стоящего Министра обороны РФ Анатолия Сердюкова по площади по мере того, как он инспектировал войска, некоторые держали красные знамена с серпом и молотом…
Около 20 тысяч солдат, моряков, летчиков и кадетов замерли на Красной площади в понедельник утром в ожидании того, как стрелки кремлевских часов покажут 10, когда по громкоговорителю величественный голос объявил: «Празднование 66-ой годовщины победы Советского Союза над фашистской Германией начинается».
Быков, Василь (Василий) Владимирович
Василь БЫКОВ
«За Родину! За Сталина!»
Цена прошедших боев
Война обрушилась на страну неожиданно, ее страшные реалии явились для людей внове, не изведанными по прежней жизни, и не могли не шокировать миллионы. В том числе и военных - кадровых командиров и начальников. Постепенно, однако, стало понятно, что война не на один год, что воевать предстоит долго и надо приспосабливаться к экстремальным условиям жизни. Примерно на втором году войны среди воюющего люда стал складываться своеобразный, импровизированный фронтовой быт. На фронтах, временно не ведших больших боевых операций, ставших в жесткую оборону, появилась какая-никакая надежда выжить - если не до конца войны, не до победы, то хотя бы до конца недели, до ближайшего утра. И люди устраивались - каждый на том месте, куда его определила война. Штабисты споро и организованно обживали уцелевшие углы в полусожженных тыловых деревнях, усиливали накаты командных и наблюдательных пунктов; артиллеристы обустраивали землянки, налаживали в них печки - из железных бочек, молочных бидонов, устилали земляные нары смолистым лапником. Вход завешивался плащ-палаткой - этим универсальным красноармейским средством защиты от холода и непогоды. Немцы всю войну пользовались шерстяными одеялами, мы же во всех случаях обходились традиционной серой шинелькой - в бою, на отдыхе, ночью. Пехота в траншеях, нередко полузаметенных снегом или залитых водой, спасаясь от непогоды, рыла норы-ячейки с полками для гранат и патронов, с непременной ступенькой, чтобы по первому сигналу выбраться наверх - в атаку.
Выбираться наверх в самом деле приходилось нередко, даже в жесткой, многомесячной обороне. Высшие командиры помнили и свято исполняли железный приказ Верховного: не давать захватчикам покоя ни днем, ни ночью, непрерывно бить его и изматывать. И били, и изматывали. Даже если не хватало оружия и боеприпасов, если на орудие приходилось по четверти боекомплекта и на каждый выстрел требовалось разрешение старшего командира. В обороне регулярно проводились - обычно кровавые - разведки боем, каждонощные поиски разведчиков, бесконечное "улучшение" оборонительных позиций. Некоторые части, подчиненные особенно исполнительным или патриотически настроенным командирам, месяцами атаковали одни и те же высоты, кладя на их склонах тысячи людей и так и не добиваясь сколько-нибудь заметного успеха. Людей никто не жалел. Все на фронте было лимитировано, все дефицитно и нормировано, кроме людей. Из тыла, из многочисленных пунктов формирования и обучения непрерывным потоком шло к фронту пополнение - массы истощенных, измученных тыловой муштрой людей, кое-как обученных обращаться с винтовкой, многие из которых едва понимали по-русски.
Первые дни в бою не многие способны были преодолеть в себе состояние шока. Командирам в стрелковой цепи стоило немалого труда поднять таких в атаку, и нередко на поле боя можно было наблюдать картину, как командир роты, бегая вдоль цепи, поднимает каждого ударом каблука в зад. Подняв одного, бежит к следующему, и пока поднимает того, предыдущий снова ложится - убитый или с испугу. Понятно, что долго бегать под огнем не мог и ротный, который также скоро выбывал из строя. Когда до основания выбивали полки и батальоны, дивизию отводили в тыл на переформирование, а уцелевших командиров представляли к наградам - за непреклонность в выполнении приказа: была такая наградная формула. За тем, чтобы никто не возражал против явной фронтовой бессмыслицы, бдительно следили не только вышестоящие командиры, но также политорганы, уполномоченные особых отделов, военные трибуналы и прокуратура. Приказ командира - закон для подчиненных, а на строгость начальника в армии жаловаться запрещалось.
Война, однако, учила. Не прежняя, довоенная, военная наука, не военные академии, тем более краткосрочные и ускоренные курсы военных училищ, но единственно - личный боевой опыт, который клался в основу боевого мастерства командиров. Постепенно военные действия, особенно на низшем звене, стали обретать элемент разумности. Очень скоро оказалось, что боевые уставы, созданные на основе опыта гражданской войны, мало соответствуют характеру войны новой и в лучшем случае бесполезны, если не вредны, в буквальном своем применении. В самом деле, чего стоило только одно их положение о месте командира в бою (впереди атакующей цепи), которое сплошь и рядом приводило к скорой гибели командиров, в то время как оставшиеся без управления подразделения скоро утрачивали всякое боевое значение. Полагавшееся по уставу поэшелонное строение атакующих войск вызывало неоправданные потери, особенно от минометного огня противника. Перед лицом этих и многих других нелепостей Сталин был вынужден пойти на переработку уставов, и уже в ходе войны появились новые боевые уставы пехоты - часть I и часть II. В то время как в войсках жестоко пресекался всякий намек на какое-нибудь превосходство немецкой тактики или немецкого оружия, где-то в верхах, в генштабе это превосходство втихомолку учитывалось и из него делались определенные негласные выводы. С санкции Верховного кое-что внедрялось в войска.
Впрочем, внедрять и заимствовать следовало куда как больше и не только из того, что касалось тактики. Как ни бахвалились мы (разумеется, в пропагандистских целях) качеством отечественного оружия, немецкое стрелковое оружие сплошь и рядом оказывалось совершеннее по устройству и сподручнее в применении. Наш прославленный ППШ с очень неудобным для снаряжения дисковым магазином по всем параметрам уступал немецкому "шмайссеру"; громоздкая, с длинным штыком винтовка XIX века конструкции Мосина уступала немецкому карабину. Устаревший, с водяным охлаждением пулемет "Максим" доставлял пулеметчикам немало забот, особенно в летнее время на безводном юге, а с текстильной лентой - повсеместно в непогоду. Ручной пулемет Дегтярева запомнился бывшим пулеметчикам разве что непомерным для этого вида оружия весом. Когда на вооружении немецкой пехоты появился компактный скорострельный МГ-42, нашим атакующим батальонам не осталось шансов уцелеть под его шквальным (до 1.000 выстрелов в минуту) огнем. Один такой пулемет с удачно расположенной позиции за считанные минуты способен был истребить батальон.
Средний танк Т-34, в общем неплохой, маневренный, с хорошим и сильным двигателем, имел слабую броню и при скверной 76-мм пушке становился легкой добычей немецкого противотанкового оружия и особенно тяжелых танков типа "тигр". Преимущество последних особенно проявлялось в обороне, при отражении наступления наших тридцатьчетверок. Великолепная цейссовская оптика и мощная пушка позволяли "тиграм" с дальнего расстояния расправляться с десятками наших наступающих танков. Советские танкисты прямо-таки плакали с досады, когда наш танковый батальон, едва начав атаку (особенно на равнинной местности), попадал под огонь замаскированных где-нибудь в садках и сельских строениях "тигров". Сразу загоралось несколько машин, подбитых танковыми болванками из "тигров", в то время как сами "тигры" оставались неуязвимы из-за дальности расстояния до них. Нередко происходили случаи, когда атакующие, поняв, что сблизиться на расстояние прямого выстрела не успеют, покидали машины и под огнем возвращались на исходный рубеж. Пока они его достигали, их машины уже горели. В конце концов, разгадав крамольную уловку танкистов, командование отдало приказ привлекать к суду военных трибуналов экипажи, вышедшие из огня в полном составе. Тогда танкисты пошли на новую хитрость: стали подъезжать к противнику ближе и покидать машины уже под пулеметным огнем из танков. Кто-то из них погибал или был ранен в открытом поле, но кое-кому удавалось пробраться к своим. Из подбитой же, подожженной машины шансов выбраться было несравненно меньше. Воевавшим помнятся и немецкие минометы, от навесного огня которых не было спасения ни в поле, ни в лесу, ни в городе.
Наши потери в наступлении были чудовищны, наибольшее их количество, конечно, приходилось на долю раненых. Легкораненые с поля боя выбирались сами; тяжелораненые нередко подолгу находились в зоне огня, получая новые ранения, а то и погибая. Выносить раненых с поля боя имели право лишь специально назначенные для того бойцы - санитары и санинструкторы. Никому другому сопровождать раненых в тыл не разрешалось, попытки такого рода расценивались как уклонение от боя. Конечно, девочки-инструкторы старались как могли, но санинструкторов полагалось по одной на роту, раненых же на поле боя всегда набирались десятки. Как было успеть при всем желании? И не успевали; раненые вынуждены были долго ждать помощи и, истекая кровью, умирали на поле или по дороге в санбат.
До сих пор в точности неизвестно, кому принадлежит "гениальная" идея использования на войне женщин. Кажется, это чисто советское новшество, в немецкой армии ничего подобного не наблюдалось до конца войны. При очевидной бездефицитности людского (мужского) материала на войне какая надобность была посылать под огонь молодых, мало приспособленных к своеобразию боевой жизни девчат? Какая от них была польза? Разве что в скрашивании досуга и быта старших командиров и политработников, временно лишившихся жен и тыловых подруг. По дороге на фронт многие из них оседали в штабах и тыловых учреждениях в качестве секретарш, медсестер, связисток, под которых обычно маскировали тех, кто на солдатском языке игриво именовался ППЖ. Те же из них, кто добирался до полков и батальонов, не вызывали к себе серьезного отношения - на чисто мужской работе, какой является война, среди мужских масс они сразу обнаруживали всю свою бесполезность. Даже девчата такой категории, как снайперы, что в минуты затишья между боями выдвигались на нейтральную полосу, в непосредственную близость к противнику. Принято было считать, что каждый снайперский выстрел - это убитый немец, на деле же все обстояло иначе. Ведя огонь, пролежать подносом у противника можно было лишь считанные минуты, и каждый девчачий выстрел - не обязательно попадание в цель. Но когда на фронте не велось активных боевых действий, снайперская активность была единственным показателем боевой активности, и командиры не скупились на цифры в отчетности.
На периоды фронтового затишья приходилась особенная активность политорганов. Именно тогда в окопах появлялись малознакомые, чисто выбритые, в скрипящих портупеях полковники, то и дело затевавшие с бойцами теплые, душевные разговоры. "Ну, как дела? Как кормят? Получаете ли письма из дому?" Им отвечали хмуро и сухо - вежливых офицеров не уважали и не боялись, не то что крикливых матерщинников-командиров; молча, без вопросов слушали их торопливый рассказ о международном положении и задачах наших войск, поставленных в приказе товарища Сталина. Потом, после их отбытия, в роты и на батареи приходили политработники рангом пониже и, отозвав кое-кого в сторонку, предлагали вступить в партию. Отказываться было не принято, да и ни к чему: какая разница бойцу, как погибать - беспартийным или членом ВКП(б). Собравшись где-то за пригорком на партсобрание, единодушно голосовали и спустя неделю выдавали кандидатскую карточку. Партийность, конечно, мало что меняла в положении бойца - если задерживался в строю, присваивали звание младшего сержанта, да перед наступлением давали задание прокричать в цепи: "За Родину, за Сталина!"
На деле, может быть, кричали, а может, и нет. Легенда об этом боевом кличе имеет во многом пропагандистское происхождение и дошла до нас со страниц военной печати. В неумолчном грохоте боя, среди взрывов и пулеметно-автоматной трескотни трудно было расслышать собственный голос, не то что чей-то нелепый, мало соответствующий обстановке призывный клич. Не слыхать было даже "ура", когда его действительно кричали в определенные моменты боя. После какой-либо неудачи, когда начинался "разбор полетов" и поиск виновников, политработники обычно спрашивали у подопечных: почему не было призывных криков? Им возражали: "Да кричали, ей-богу! Разве не слышали?" Наверно, не слышали, потому что сзади не слышно. И далеко не все видно.
Чем дальше от фронта, тем выше чины командиров и тем больше у них власти. За пятнадцать-двадцать километров от передовой все тыловые населенные пункты, леса и овражки были забиты войсковыми штабами, частями и учреждениями с десятками и сотнями старших офицеров, которые что-то делали - писали, совещались, требовали огромного количества транспорта и средств связи. А в то же время на передовой под огнем ворошилась, изображая наступление, горстка уставших, измотанных восемнадцатилетних юнцов, управляемых взводными и ротными - такими же восемнадцати- и двадцатилетними лейтенантами. От их способностей, патриотизма и самоотверженности и зависел успех или неуспех боя и в конечном счете - военная карьера тех, кто оставался в тылу. Особенно в дальнем тылу. Генералы и старшие офицеры, как это и заведено во всякой армии, все же управляли не войсками, а стоящими на ступеньку ниже генералами и офицерами - так было сподручнее во всех отношениях. Наиболее честные и умные делали это так, что, вполне удовлетворяя высшее командование, старались не очень притеснять подчиненных, что позволяло им поддерживать репутацию справедливых начальников. Но такая манера поведения вовсе не являлась правилом, а скорее исключением из правил. Правилом же была полная покорность перед старшими и беспощадная жесткость - по отношению к подчиненным; на этом в войну преуспели многие. Именно степень требовательности, а не что-либо другое, определяла карьеру самых выдающихся полководцев сталинской школы. Помнится, после войны судили офицера - вполне заслуженного, вся грудь в наградах, боевого полковника, командира гвардейского стрелкового полка. Этот офицер воевал под чужим именем, по документам настоящего, погибшего командира полка, у которого служил ординарцем. На суде ему был задан вопрос:
"Как же вы, не имея военного образования, будучи только сержантом, решились на такой подлог, взяли на себя ответственность за судьбы сотен людей? Как вы ими командовали?" На что бывший сержант отвечал с обескураживающей логикой:
"Очень просто! Получив свыше приказ, вызываю командиров батальонов и так накручиваю им хвосты, что бросаются исполнять, как угорелые". Наверно, неплохо "накручивал хвосты", если получил за войну к двум незаконно присвоенным еще четыре вполне заслуженных ордена. Действительно, усвоил сталинскую науку побеждать.
Существует распространенный миф о том, что неудачи первого периода войны вызваны, кроме прочего, репрессиями среди высшего комсостава Красной Армии, имевшими место накануне войны. Разумеется, репрессии явились злом во всех отношениях. Но ведь репрессировали не всех, самые опытные все же остались и возглавляли армию. И первые же месяцы войны показали полную неспособность прежнего командования противостоять высокооснащенной европейской армии, какой являлся вермахт. Очень скоро на полководческие должности по праву выдвинулись другие командиры, недавно еще занимавшие небольшие и средние должности в полках, бригадах, дивизиях. Именно они скорее своих начальников научились воевать в новых условиях, и, как ни странно, именно на их опыте кое-чему научился и Сталин. Может быть, впервые в советской действительности идеологические установки были отодвинуты в сторону и, в некоторых военных вопросах возобладал голос рассудка. Одним из вполне здравых актов Верховного было упразднение всевластного института военных комиссаров, этого совершенно излишнего, дублирующего командирского звена в армии. Отчасти Сталина вынудили так поступить отношения с союзниками (ликвидация Коминтерна), отчасти - огромный дефицит командирских кадров, создавшийся после катастрофических неудач начального периода войны. Почти при всех учебных военных заведениях была организована краткосрочная переподготовка политработников на строевых командиров. Но, очевидно, перековать вчерашних комиссаров на строевиков было не во власти даже самого Сталина, и определенная часть их была оставлена в качестве замполитов. Должность, кстати сказать, в боевых условиях также совершенно никчемная, кое-как терпимая в пехоте, но довольно абсурдная в иных, специальных родах войск, где, кроме умения проводить политинформации и выпускать "боевые листки", требовались еще и специальные навыки и знания, о которых замполиты не имели ни малейшего представления.
К середине войны воевать, в общем, научились, научились также ловчить, водить за нос начальство. Очевидно, без того и другого прожить на войне оказалось невозможным. Запомнился случай при наступлении, когда мой орудийный расчет оказался рядом с воронкой командира батальона капитана Андреева. Этот невидный, штатской внешности комбат на войне звезд с неба не хватал, хотя воевал не хуже других. Сидя в воронке с ординарцами и связистами, он руководил боем за недалекое село. Командир полка непрестанно требовал по телефону доклады о продвижении батальона, и Андреев, потягивая из фляги, то и дело бодро ответствовал: "Продвигаюсь успешно... Пытаюсь зацепиться за северную окраину... Уже зацепился... Сбиваю боевое охранение". Его роты при этом спокойно лежали себе впереди в голом поле, под редким минометным огнем из села, и я думал: как же он оправдается, когда вдруг сюда нагрянет командир полка? Но, видно, комбат лучше меня знал повадки комполка и мало опасался его дневного визита. А к вечеру где-то продвинулись соседние батальоны, и немцы оставили северную оконечность села, которую не промедлил занять батальон Андреева. Когда стемнело, комбат встретил там командира полка и доложил ему об удачной атаке, которой не было и в помине. Командир полка, кажется, остался доволен. Наверное, - я так думаю, - он сам схожим образом докладывал выше, в дивизию, а те - в корпус. Таков был негласный порядок, который устраивал всех. В общем, это было честнее и разумнее, чем по безмозглой команде атаковать превосходящего противника, устилая трупами поле. В моральном отношении поступок комбата, разумеется, выглядел небезгрешным, но в военных условиях было не до морали. Затеянная в высших штабах наступательная операция нередко привязывалась к конкретным срокам (годовщине Октября, дню Красной Армии, дню рождения Сталина, другим неотложным датам), и большую часть времени, отпущенного на ее подготовку, тратили те, кто ее разрабатывал. Несравненно меньшая часть оставалась для исполнителей. Батальону Андреева перепала одна ночь, да и та была занята передислокацией, так что комбат лишь за час до атаки получил возможность взглянуть на поле боя, где ему предстояло победить или умереть. Да еще без поддержки танков, с жидким артиллерийским обеспечением...
Конечно, проделки такого рода были небезопасны. Хотя в боевой обстановке многое сходило с рук: те, кого следовало опасаться, не очень стремились появляться на передовой. Но в случае отвода в тыл, во второй эшелон или на переформировку о многом становилось известно, утаить что-либо крамольное было практически невозможно. Сразу же в подразделениях начинались ночные контакты с "кумом" - уполномоченным особого отдела (впоследствии контрразведки "Смерш"), в результате которых командованию становилось известно все о подробностях последних боев, о командирских ухищрениях. Уполномоченные "Смерша" сосредотачивали в своих руках мощную незримую власть, от их расположения зависела судьба и служебная карьера командиров. Те из них, кто в свое время не избежал плена (хотя бы кратковременного) или окружения, из которого вырвался с оружием в руках, были под особым наблюдением органов. Обычно такие люди вынуждены были вести себя тише воды, ниже травы, во всем угождая не только начальникам, но и своим подчиненным. В противном случае они рисковали лишиться погон, угодить в штрафбат, откуда только недавно вышли по отбытии срока или после ранения. Другой категорией повышенного риска среди офицеров были, наоборот, раскованные, лихие вояки, позволявшие себе при вольных разговорах, особенно за чаркой, нестандартные высказывания о довоенной жизни, немецкой тактике или о действиях НКВД. В скором времени такой человек исчезал навсегда.
Немалый урон офицерскому составу нанес пресловутый приказ Главнокомандующего номер 227, известный в войсках под девизом "ни шагу назад!". Летом 1942 года, стремясь убедить себя и верховное командование в недопустимости дальнейшего отступления, Сталин всю строгость исполнения данного императива возложил на воюющих командиров среднего и низшего звена, которые отступали, разве что лишившись возможности обороняться. И многие поплатились за это жизнью. С первых же дней появления приказа начался усиленный поиск тех, кто отступал без приказа. Ими оказывались некий командир полка, которому с запозданием передали приказ оборонять определенный рубеж; командир батальона, не успевший за короткую летнюю ночь выдвинуться на намеченные позиции и утром подвергшийся разгромному удару немецкой авиации; младший лейтенант, командир минометной роты, заплутавший в безлюдной степи. Трибуналы в те дни работали с полной нагрузкой. Из высших штабов непрерывно запрашивали о количестве расстрелянных за сутки, за неделю и декаду, отдельно по категориям - старших и младших офицеров, коммунистов и беспартийных, по соцпроисхождению и национальному составу. Такого рода показатели являлись основанием для награждения в карательных органах всех видов. Теперь для непосвященных эти награжденные - герои наравне с прочими несомненными героями, и мало кто догадывается, каким образом заслужены их награды. Особенно прикрытые распространенной ныне мифологемой о прохождении всей войны - "от звонка до звонка". В "Смерше" или в трибунале, разумеется, можно было пройти и не одну войну. А вот в пехоте...
Кому не известно, что жизнь бойца в пехоте была самой короткой. Неделю в наступлении, месяц в обороне - максимальный срок для солдата стрелкового батальона, за которым следовал "земотдел или здравотдел", как невесело острили пехотинцы. Иной исход был крайне маловероятен. И если были и другие рода войск, которым также немало доставалось на войне (например, танковые и саперные войска, истребительная и штурмовая авиация), то их деятельность хотя бы достойно оценивалась. Главной, если не единственной такой оценкой со стороны государства было награждение. Иерархия наград, как и процедура награждений, определялась не столько в законодательном порядке, сколько негласно сложившейся традицией. Никто из подчиненных не мог быть награжден прежде своего командира, ни один начальник не стремился наградить подчиненного, если не был награжден сам. Ордена по обыкновению распределялись вовсе не по заслугам, как об этом принято думать, а в зависимости от должности. Ордена Красной Звезды обычно удостаивался командир взвода, Отечественной войны второй степени - командир роты; первую степень получал командир батальона, который к концу войны нередко заслуживал также орден Красного Знамени - самую, кстати, уважаемую из военных наград. Но в общем это был орден для командиров и политработников дивизионного звена и выше. Для генералитета существовали многие полководческие ордена.
Странная метаморфоза произошла с орденом Славы, учрежденным в середине войны для награждения исключительно солдат и сержантов действующей армии и ценившимся на войне никак не выше популярной медали "За отвагу". В шестидесятых годах по инициативе Константина Симонова, снявшего документальный фильм о кавалерах этого ордена, последний странным образом оказался приравненным к Золотой Звезде Героя, и в данном статуте остается и поныне. В предперестроечные годы цена наград резко упала; пожалуй, не осталось взрослого гражданина, не награжденного хотя бы одним орденом - за ратный подвиг или за труд.
И не только каким-нибудь свежеучрежденным орденом "Трудовой славы", но и вполне полководческим "орденом Ленина" - пожалуй, самой высокой из существовавших наград. Старательная доярка в передовом колхозе имела этих орденов побольше, чем прославленный на войне маршал: маловразумительный статут этого ордена позволял награждать им всех - от кухарки до маршала и министра. Только солдату на фронте он был недоступен; его фронтовая цена оказывалась столь высока, что у солдата не хватало никакой крови его заслужить. Вопреки распространенному мнению на войне вообще награждали не густо. Для многих из солдат, окончивших войну, победная медалька оказалась единственной ратной наградой, все последующие - юбилейного происхождения. В годы войны за каждый из орденов полагалась небольшая денежная выплата (на табачок!), которая - разумеется, "по ходатайству трудящихся" - вскоре после победы была отменена.
Война закончилась давно, за полвека выросли и возмужали новые поколения. Прискорбно, однако, что человеческая память о ней не только сокращается в своих возможностях - подменяется как бы антипамятью, активно замещается в сознании пропагандистскими стереотипами. Да, мы победили коварнейшего врага - немецкий фашизм, но имеем ли мы право забывать о цене нашей победы? Каковы истинные цели ее - только ли разгром немецкого фашизма? Что мы принесли на своих штыках освобожденным народам Европы? Насколько осчастливили поляков, чехов, словаков, венгров, румын, болгар и югославов? Спустя полвека после нашей победы правомерно задать себе элементарный вопрос: что мы имеем от той нашей победы? Вот немцы, например, не победили, не победили также итальянцы и японцы - более того, претерпели оглушительные национальные катастрофы. Но из тех катастроф они извлекли определенные уроки и в результате так благоустроили собственную жизнь, как нам не благоустроить ее никогда. Значит, так ли однозначна для нас наша историческая победа? Может, кроется в ней что-то еще, более для нас важное? Или это Всевышний так своеобразно распределил свою божескую милость: кому пустозвонство ликующей победы, а кому комфортная человеческая жизнь. Чтобы всем по справедливости - как того и требует милый для многих наших сердец социалистический принцип распределения земного счастья.
Чем больше времени проходит с памятного мая 1945 года, тем больше вопросов выдвигает прошедшая война. Обесцениваются многие из, казалось бы, безусловных ценностей, возникают новые. Поколениям помоложе кажется, что для них наступило новое время, не связанное с проклятым прошлым, ставшим заслуженной участью их отцов и дедов. Но поостережемся с выводами. Все-таки многое в мире связано прочной бечевой, и, не распутав ее крепкие узлы, не очень-то продвинешься в счастливое будущее. Хотя история, как известно, ничему не учит, но и учиться у себя никому не воспрещает. Тому, конечно, кто хочет чему-нибудь научиться. Для прочих она - штука никчемная. В том числе и история прошлой большой и кровавой войны.
Родина.1995. № 5. С. 30-37